Каэлестис промолчал: ему сложно было уловить суть чужих слов. Разве не разумно, что не стоит сохранять останки, если можно с пользой распорядиться ими? И разве это плохо — получить чуть больше ресурсов в обмен на чью-то уже всё равно случившуюся смерть?..
— Это мерзко, — продолжал Анджей. — Омерзительно — понимать, что умерших людей используют, как какой-то домашний скот. Ну, тот, с которого сдирают шкуру, чтобы сшить себе шубу или изготовить кожаные ботинки.
— А что в этом такого? Везде ведь так, — удивился Каэлестис. Анджей вздохнул:
— Я и не думал, что ты поймёшь. Это неправильно, понимаешь? Они же люди. Пусть они мертвы, но они всё равно остаются людьми! Я… мне просто кажется, что им всё ещё может быть неприятно или больно. И что они страдают, когда видят, что творят с их телами после смерти, понимаешь?..
Жалкий, полный надежды взгляд. Мальчик на словах не надеялся, что его поймут, но в то же время глазами умолял: «Пойми». Каэлестис задумался:
— Значит, только из-за этого тебе не нравится поклонение Совершенным? Разочарую, но это обычная процедура, с религией никак не связанная.
— Дело не в этом даже, — неожиданно чётко проговорил Анджей. — Дело в том, что люди просто перестают быть людьми. Кого они зовут идеалом? Кому пытаются подражать? Запрограммированным стерильным автоматам, которые понятия не имеют о том, что такое настоящая жизнь, настоящая война, настоящие горе и смерть?!
Каэлестис передёрнулся. Слышать в свой адрес слова: «запрограммированный стерильный автомат» было по меньшей мере неприятно. Тем более от такого мальчишки, не способного понять простейшие вещи.
— Эта вера — она ненастоящая. Она не поддерживает тех, кто готов упасть: она лишь заставляет забыть об их существовании. В чём цель жизни? В том, чтобы впихнуть в себя как можно больше мёртвых, никому не нужных знаний? В том, чтобы все люди стали одинаковыми и предсказуемыми?
— Почему сразу «одинаковыми, предсказуемыми»? — перебил Анджея Каэлестис. — Стандарты поведения в обществе важны, без них можно легко обидеть собеседника.
— Знаешь, Каэл, — Анджей криво усмехнулся. — Проще обидеть фальшивой улыбкой, чем искренней пощёчиной.
— О какой фальши ты говоришь? — нахмурился Совершенный. — Для человека, который с детства воспитан на таких нормах, вести себя подобным образом совершенно естественно.
— И мы возвращаемся к тому, с чего начали: одинаковые нормы, одинаковые люди… Жизнь в рамках допустимого. Вести себя так-то и так-то — невежливо, в открытую говорить о своих чувствах — тоже. Нет, спасибо. Никогда в жизни не хотел бы жить среди стеклянных глаз и натянутых улыбочек.