Этот гул дошел даже до верхушки сторожевой башни и один из дежуривших там воинов высунулся между зубцами посмотреть.
– Глянь-ка, – окликнул он второго, который, пригревшись за ветром, уже стал подремывать. – У них там толпа какая-то.
Второй открыл один глаз. Идти, даже так недалеко, не хотелось.
– И что? – спросил он.
– Похоже на народное собрание. Там народу сотни три будет.
Колонна отъезжающих между тем достигла башни и так же по двое стала спускаться на пристань. А на пристани уже стоял мокрый и трясущийся Смелков и сердобольная Меланья обтирала его сухим куском полотна.
Посадка прошла организованно, потому что уже пару раз тренировались. Бобров все никак не мог расстаться с остающимися. Ему казалось, что как только он взойдет на борт, все в поместье тут же разрушится. Наконец угрозы Вована уйти без него достигли своей цели и Бобров, оглядываясь, поднялся по сходням.
– Отдать швартовы! – облегченно крикнул Вован.
Ветер был встречным. Поэтому от пирса корабли уходили к левому мысу и, пройдя метров сто, ворочали оверштаг и шли прямо на крайнюю херсонесскую башню. А уже от нее разворачивались в море, имея ветер с правого борта.
Остающиеся выстроились на обрыве и орали и махали руками. Те, которые спустились на пристань, тоже не молчали.
Так, под прощальные крики, корабли один за другим легли на курс к Босфору.
Оба воина стояли на башне, не обращая внимания на ветер.
– Похоже, куда-то поплыли, – сказал первый.
– А как ты догадался? – сыронизировал второй.
Бобров стоял на корме и смотрел, как отдаляется берег. Красные крыши и белый камень усадьбы, красные крыши и белый камень города... Только в усадьбе по краю обрыва выстроилось множество народа, а в городе всего несколько человек, насколько было видно, с интересом провожали взглядом необычные корабли.
Бобров повернулся и подошел к стоящему у штурвала Вовану.
– Сколько до Босфора? – спросил он.
Вован посмотрел на паруса, прикинул что-то.
– С таким ветром завтра к полудню будем.
Бобров кивнул и пошел к себе. Он открыл дверь в надстройку и досадливо поморщился, в коридорчике, рядом с дверью в его и Златкину каюту, опершись спиной о переборку, на корточках сидела Апи.
Апи давно не выглядела забитой девчушкой. Сейчас это была молоденькая девушка, не сказать, что очень красивая, но ужасно милая. В усадьбе она была всеобщей любимицей, потому что откликалась на любую просьбу и всегда с обаятельнейшей улыбкой. У нее
была только одна особенность – она откликалась исключительно на просьбы женщин, напрочь игнорируя мужчин. При этом она делала два исключения из исключения – Бобров и Серега. Причем, к Сереге она относилась ровно, по товарищески, а Боброва боготворила.