Усадив их на диван, он велел Златке:
– Рассказывай.
Оказывается, Мелания имела несчастье влюбиться в черного парня, состоящего в рабах у одного из членов ареопага. Причем, члена старого, вредного и нудного. Бобров усомнился было, но Меланья опять накуксилась. Златку было уже не остановить, и скоро Бобров узнал, что Меланья откладывает из своего невеликого жалования большую часть, надеясь парня выкупить.
– Ну это уже ни в какие ворота, – расстроился Бобров. – Мне-то почему не сказали?
– Она боялась, – сказала Златка, поежилась и добавила. – И я тоже.
Наутро к завтраку Бобров вышел невыспавшийся и с тяжелой головой. Меланья, расставляя тарелки и кувшины, посматривала на него с надеждой и страхом, а Златка, садясь рядом, напоминающее погладила его по руке.
– Беда с этими женщинами, – подумал Бобров.
Однако данное обещание надо было выполнять. Поэтому, пользуясь отсутствием Вована, который сейчас отдыхал в районе будущего Инкермана, Бобров реквизировал маленькое судно, погрузил на него Серегу, Андрея, Меланью, Злату, которая непременно хотела увидеть, чем закончится дело, четверых солдат в полном боевом, и отправился в город морем, чтобы не трястись по пыльной дороге. Бобров намеревался провернуть одновременно несколько дел, чтобы потом опять не ходить.
Для начала он посетил лавку Никитоса. Тот сам уже давно не стоял за прилавком, доверив это дело ушлому переселенцу из Калос-Лимен, желающему закрепиться в метрополии. Старшая дочка Никитоса вроде бы благоволила смазливому парню. Однако осторожный Бобров все-таки предостерег партнера, заметив в Никитосовском сотруднике не смазливого шустрого помощника, а вполне себе расчетливого провинциала, надеющегося одним махом подняться из низов, выгодно женившись на дочке уважаемого торговца. Никитос обещал присмотреться.
Бобров посидел полчасика, выпил охлажденного вина с кубиками льда (верный принципам Бобров не предоставлял технику даже своим людям в городе и Никитос вынужден был посылать слугу каждое утро к Ефимии с контейнером за льдом), поговорил о делах, причем Никитос традиционно пожаловался на их плохое состояние, и наконец, спросил о возможностях покупки раба, назвав имя члена ареопага. Никитос подумал и посоветовал не связываться. Ничего, конечно, этот тип Боброву сделать не сможет, но крови попортит изрядно.
Бобров поблагодарил и отправился к своему трапезиту, называемому так по старой памяти, потому что уже пару месяцев как на месте довольно убогого строения возвышалось помпезное здание со всеми приличествующими атрибутами: портиком, колоннами и статуями. Вывеска (Бобровское нововведение) гласила (на древнегреческом, естественно) «Центральный коммерческий банк» и ниже буквами поменьше «Херсонесская страховая компания».