— Все неясное железо выкапываю только я. Вопросов, надеюсь, нет?
Вдобавок я вспомнил, что осенью сорок первого гитлеровцы сбрасывали на Ленинград вместо зажигалок и фугасок такие вот бочки со взрывчаткой или горючей смесью.
Сброшенная с большой высоты, бочка издавала тугой, угнетающе-низкий звук, не похожий на все знакомые: завывание пикирующего бомбардировщика, нарастающий гул дальнобойного тяжелого снаряда или пронизывающий, ввинчивающийся свист фугаски. Вой падающей бочки, в особенности с проделанными в ней отверстиями, создавал ощущение вселенской неизбежной катастрофы.
Набитая взрывчаткой с каким-то наскоро засунутым в нее капсюлем, такая бочка чаще всего не взрывалась. Она проламывала крышу, перекрытия двух-трех этажей, превращала в труху мебель, сплющивала печи, кухонные чугунные плиты и застревала где-нибудь в столовой или детской спальне.
Но от ее тупого удара в окружности двухсот—трехсот метров испуганно вздрагивали, даже, казалось, подпрыгивали дома, в ушах долго звенел вдавливающий тебя в землю низкий звук. И прибывшие на машинах с сиренами саперы произносили разные крепкие слова, пытаясь найти чертов взрыватель, который мог сработать при перевозке бочки.
Что, если такой гитлеровский подарочек лежал сейчас в яме?
— Толя! — крикнул я. И неизвестно почему: — Товарищ старший лейтенант!
Осторожности ради я хотел сперва показать находку только ему: вдруг я стою возле полутонны тринитротолуола, где не сработало взрывное устройство? Но все-таки ликующие ноты в моем голосе выдали меня. Экскаватор и бульдозер перешли на холостые обороты. И со всех сторон затопали сапоги.
— Ау! Где вы?!
Я отозвался. Первым бежал Толя. За ним саперы: Дима, Гена, Петя и Леонард. Следом — ребята-комсомольцы. Замыкали кавалькаду дядя Миша и Николай Александрович.
Я не стал ничего объяснять. Просто показал на яму.
— Всем отойти! — раздался голос Толи. — Подальше, — добавил он, выждав.
Мы нехотя повиновались.
Быстро и тревожно стучало сердце. Я жалел, что рядом нет сейчас Василия Михайловича. Похоже, подтверждалась его версия о фундаментальном тайнике его отца. Толя подошел к яме. Легонько постучал костяшками пальцев по железу. Бочка почти целиком лежала в земле. Это ухудшало резонанс. Но по стуку Толи, который он повторил уже сильней и громче, мы все убедились, что бочка не пуста.
— Несите лопаты! — велел Толя.
Откапывал он сам. Мне удалось подойти поближе. Я мелко дрожал, точно перекупался в реке, но воздал хладнокровию и мастерству Григорьева должное, когда он саперной лопаткой снимал землю такими тонкими ломтями, точно нарезал к столу сыр или колбасу.