Лес, в котором мы безуспешно искали два пистолета, оказался набит сталью.
Откапывали мы каждый день. Но что? Разорванные стволы минометов, тележки от пулеметов «максим», автоматные магазины, иные еще с патронами, каски обеих армий, остовы винтовок, пряжки, ремни, изъеденные ржавчиной штыки, пуговицы, котелки, шомпола, гаечные ключи, осколки бомб и снарядов, части автомобилей и просто рваные куски железа.
А на восьмой день произошло одно событие. Я дежурил по кухне. На вкопанных в землю рогулинах в ведре варился лапшовый суп с картошкой и полученной в совхозе бараниной. А в другом очаге попыхивал поставленный на угли чугун с кашей.
Но дрова подвернулись сырые. Суп мой упорно не закипал. А время близилось к обеду.
Работал наш поисковый отряд неистово. Аппетит у всех был зверский. И было бы стыдно в час дня их досыта не накормить.
Я отошел в сторонку поискать сухого валежника, потому что вблизи лагеря все было выбрано, и, обходя кусты барбариса, ухнул в наполненную опавшими листьями яму. Это была воронка или окоп на двух-трех человек, какие тут попадались довольно часто.
Испугаться я не успел. Ушибся не очень. Зато, падая, заметил сухую березу, которая могла помочь моему супу быстрей закипеть.
Я вылез из ямы, облепленный, как ежик, сухими листьями, направился к березке, срубил ее, ободрал бересту, отсек сучья потолще. И обмер: обод!.. Мне вдруг показалось: когда я падал в яму на мягкую кучу листьев, на другом конце этой воронки или окопа мелькнул краешек обода.
Не обруча от дубовой кадушки. Не шины тележного колеса. Там был трубчатый обод железной бочки.
Не померещилось ли?.. Я рванулся к кустам и сквозь цепкие ветви с засохшими темно-бордовыми ягодами совершенно отчетливо разглядел ржавый обод. Цепляясь курткой за сучки и колючки, я подобрался к яме. Смахнул слой листьев — на боку, засыпанная песком, лежала железная бочка.
Что в ней могло быть? Как она сюда попала? Сбросил ли ее в эту яму давний мощный взрыв? Или бочка была кем-то закопана, а взрыв тяжелого снаряда или небольшой бомбы ее обнажил? Как бы там ни было, сама закатиться в гущу леса и закопаться в землю такая бочка не могла.
В каком-то внезапно охватившем меня жару я принялся было откапывать ее топором. Но, к счастью, остановился. Во-первых, я не имел понятия, что в бочке могло оказаться. Во-вторых, дисциплина существовала для всех.
Я неофициально числился кем-то вроде начальника экспедиции, то есть я говорил: «Копайте здесь, а там пока не надо». И меня слушались. Но как только завывало в наушниках миноискателя или на поверхность вылезало загадочное железо, главным становился Толя Григорьев. А он в первый же день решительно заявил: