— Что значит уйти в подполье? — негромко, боясь разбудить детей, переспросил Гайдар. — А теперь, Федор Дмитриевич, мы что — легальный партизанский отряд и существуем с любезного разрешения Гельмязевской полицейской управы?
— Аркадий Петрович, сейчас не до юмора, — ответил Горелов. — Сам видишь, какая обстановка.
— А когда ты уводил людей в лес, ты полагал, что немцы полюбят партизан и отряд станет вроде санатория?
— Я полагал, что отряд будет расти. А серьезная борьба — когда у тебя горсточка бойцов — невозможна.
Гайдар хотел ответить: «Зачем же ты так легко отпускал окруженцев?» Но это был бы уже бесплодный разговор. И Аркадий Петрович сказал:
— Ошибаешься, можно. Люди, которые сидят в этой хате, прошли проверку огнем. И пока мы вместе, мы боевая единица. А если разделимся — мы беженцы.
— Аркадий Петрович, не надо передергивать. Я за борьбу, но другими методами.
— А я сейчас не вижу других методов, кроме одного: бить врага, где только встречу. Тем более что боеприпасы и продовольствие у нас есть. Мы имеем большие склады. Создал их ты.
На печи тревожно вскрикнула и заплакала маленькая Лида. Аркадий Петрович остановился и виновато поглядел на Феню. Но Феня подала ему знак, чтобы он продолжал. И принялась убаюкивать девочку.
— Ты говорил, что ждешь представителя областного партизанского штаба, — вполголоса произнес Гайдар. — Когда он придет?
— Давно бы должен, но, видать, что-то случилось, — опечалясь, ответил Горелов. — А у меня прямой связи нет.
— Но ждать сейчас связного мы тоже не можем. Позволь, я скажу еще два слова.
Горелов кивнул. Гайдар оглядел партизан, которые сидели на лавках, стульях, а иные, кому не хватило места, прямо на полу.
— Дорогие люди! — начал Аркадий Петрович. — Вы сегодня отважно дрались. Но противник оказался сильнее. И мы отступили. В этих местах я воюю второй раз. И на правах старого солдата, вместе с командиром, хочу сказать вам... за ваше мужество и верность долгу... спасибо.
Бойцы слушали не шелохнувшись. На печи, тихо мурлыча колыбельную, не пропускала ни единого слова встревоженная Феня.
— Спор наш с товарищем Гореловым вы слышали. Мы расходимся во мнениях о методах борьбы. Спор этот не теоретический. Он касается каждого из нас. А посоветоваться не с кем. Как же быть?
Гайдар замолчал, глядя в напряженные, обострившиеся лица. Под глазами командира темнели глубокие тени. И Аркадий Петрович впервые заметил, что за сегодняшний день у Горелова побелели виски.
— В гражданскую в таких случаях мы решали голосованием. Одна голова хорошо, а два десятка лучше. Предлагаю голосовать и теперь. Как думаете?