Гейзенберг был не расстроен, а скорее растерян, даже опустошен. Глубокой ночью он прибыл в лабораторию под литерой ZK в Гросс-Берене, подчиненную Институту физики Общества кайзера Вильгельма, который он возглавлял. Лаборатория размещалась в незаметном бункере на территории небольшого лако-красочного завода и занималась теоретическим расчетом алгоритма обогащения урана с помощью центрифуги. Вместе с тем — и этого Гейзенберг не знал — в ZK-лаборатории полным ходом велись работы по подготовке тестового подрыва взрывного устройства с анализом последующего распределения радиоактивных осадков. Всю ночь шло обсуждение предстоящего экспериментального взрыва металлической сферы, наполненной тротил-гексогеновой смесью с вкраплением радиоактивных веществ.
К утру у Гейзенберга не осталось сомнений в том, что урановый проект вступил в практическую фазу, и это ошеломило его. Желая проветриться и осмыслить масштаб содеянного, он решил пройтись по пустой деревне неподалеку от Гросс-Берена, где набрел на сельскую церковь и остался в ней на мессу.
— Что вы говорите? — переспросил ушедший в свои мысли Гейзенберг. Он так и нес в руке шляпу, позабыв надеть ее на голову.
— Вы расстроены, — повторил пастор. — Вас что-то тревожит?
— Вот вы сказали: нельзя творить зло и верить в то, что творишь добро. Но ведь зло можно творить невольно?
— Это как? — удивился старик.
— Чтобы отбеливать ткани, бумагу, Шееле выделил хлор. А через сто пятьдесят лет на его основе был создан иприт. В конце прошлого века Отто собрал четырёхтактный двигатель внутреннего сгорания. Сегодня им оснастили танки и боевые самолеты. Где грань, за которой добро становится страшным злом? И где точка ответственности добросовестного изобретателя, превращающая его в злодея?
Пастор с любопытством посмотрел на собеседника:
— Вы говорите об инструменте. Ведь топором можно выстроить дом, а можно и человека зарубить. Что же получается, придумавший топор — убийца? Нет. Убийца — это тот, кто взял топор в руки не для строительства дома, а для преступления.
— А если ученый заранее понимает, к чему приведет его изобретение, должен ли он остановиться?
— Несомненно! — с неожиданным жаром ответил пастор и даже остановился. — Ибо сказано: «Кто замышляет сделать зло, того называют злоумышленником».
— У вас на все есть цитата, отец, — улыбнулся Гейзенберг. Улыбка практически никогда не сползала с его лица, и, даже если ему было совсем не смешно, он все равно механически улыбался. — Вы никогда не читали Достоевского? О, ничего страшного, русский автор. Там молодой человек таким же вот топором зарубил злую старуху-процентщицу. И самое интересное, у него нашлось множество резонов своему поступку. Множество. Если бы все было так просто, в мире бы не было войн. Но мир полон врагов. И если не ты придумаешь топор, это сделают другие. Разве не так?