— Идите домой, Марта, — сказал Хартман, вынув из ее руки швабру. — Я зачту вам два дня как рабочие.
Заглянув на задний двор, используемый как кладовка для ненужных вещей, он уже намеревался бежать дальше, как внимание его привлек стоявший в самой глубине старый, ржавый «Хорьх», который всё как-то недосуг было вынести, откуда доносились странные звуки. Быстрым шагом Хартман приблизился к машине и дернул дверцу на себя. На него уставились четыре испуганных глаза, принадлежащие Джорджи Танцуй-ноге и рассыльному Отто Сюргиту. На месте отсутствующего сиденья стоял жестяной ящик, на котором красовался нехитрый натюрморт: бутылка хорошего французского коньяка, пара рюмок, консервная банка с дымящимися сигарами и игральные карты.
— Что, ребята, — язвительно прищурил глаз Хартман, — хотите завести этот рыдван и сбежать?
— Куда? — развел руками Джорджи. — У него и мотора нет.
На бледном лице Отто мгновенно сложилась гримаса честного раскаяния.
— Простите, господин Хартман, — забормотал он, торопливо выбираясь из автомобиля. — Больше этого не повторится, обещаю вам. Просто у меня выдалась свободная минутка. Вот и…
Напялив на голову служебную шапочку, Отто, спотыкаясь, засеменил внутрь отеля.
— Родственные души найдут друг друга даже в муравейнике, не так ли? — покачал головой Хартман. — Хорошее местечко облюбовали, голубки, ничего не скажешь. Тихо, сухо и, главное, прохладно.
— Да мы же так, по мелочи. На сигареты, — не совсем стойким голосом оправдался Джорджи.
— Из-за карт парень уже влип в переделку. Я взял его на работу, чтобы этого больше не было. А ты, как паук, тащишь его обратно.
— Брось, Франс. — Джорджи сунул сигару в рот и глубоко затянулся. — Каждый тонет сам по себе. Мы с ним родственны только в этом.
Джорджи хотел было сказать, что на днях застукал Отто подглядывающим за кабинетом Хартмана, когда оттуда выходил молодой блондин в форме унтерштурмфюрера, но передумал, решив, что это пустяки.
Сидя за рабочим столом в своем кабинете, Хартман в сотый раз прокручивал в памяти последний разговор с Шелленбергом, в котором тот несколько туманно обозначил свои намерения в ответ на запрос тех структур, что стояли за Виклундом. Хартман всегда держал в уме фразу, сказанную Гесслицем: «Центр не интересуют наши соображения. От нас ждут точных данных». Он откинулся в кресле, заломил руки за голову и положил ноги на стол.
Как и раньше, они встретились в служебной квартире на Инвалиденштрассе один на один. Шелленберг имел озабоченный вид, совсем не шутил, привычная улыбка ни разу не появилась на его губах. Он сам сварил кофе в большой турке, чтобы хватило на несколько чашек, и поставил ее над горящей свечой.