Комендант Савин внимательно выслушал Савчука, рассмотрел найденный кусок материи.
— Такая ткань — только с лагерной одежды заключенных. Сейчас свяжемся с Тайшетом, там будут знать, не сбежал ли кто-нибудь и не бродит ли по окрестностям. Отправляемся в погоню, Савчук!
— Есть, товарищ комендант!
— Ты один тут не справишься, местности не знаешь, еще в болоте увязнешь. Найди немедленно Седых, пусть он приведет ко мне деда Федосея с собаками.
— А кто это — Федосей?
— Седых тебе расскажет, давай, каждая минута дорога!..
Почти каждое воскресенье Пашка Седых вставал немного позже обычного, брал ружье и уходил в тайгу. В Калючем ему было нечего делать. Не хотелось без конца играть в карты, пить водку, тискаться с доступными бабами, орать и топать в присядку под гармонь, как это делало в свободное время большинство лагерного персонала. Бродил Пашка по тайге, чтобы немного поохотиться, потому что охотничий инстинкт у жителей тайги не пропадает никогда, ну и чтобы побыть наедине с природой. Ничего, кроме тайги, Пашка не знал. И только недавно, когда судьба столкнула его с поляками, он узнал других людей, прибывших из иного, незнакомого ему мира. Слушая их рассказы об этом ином, где-то там далеко существующем мире, Пашка стал задумываться. И удивляться. А поляков этих, хоть он и не очень их понимал, ему было жаль. Жаль, потому что в его сибирском мире, таком привычном и прекрасном, поляки с самого начала чувствовали себя потерянными и беспомощными. Они боялись зимы, тайги, всего. Его это удивляло. Он пытался их понять. Учил здешней жизни, чем мог, помогал. Одного только ему никто не мог объяснить: кто, почему и зачем сорвал этих поляков со своей земли? То, что говорил о поляках на совещаниях комендант Савин, что это, мол, буржуи, кулаки и контра, Пашку не убедило. Что, например, общего с контрой имеют эти несчастные детишки? Или эти старые бабки, деды, женщины? Или хоть бы эта Сильвия Краковская? Пашка все чаще думал об этой девушке. Нравилась ему маленькая робкая полька. В Калючем было много красивых девчонок и посмелее, и повеселее, готовых и пошутить, и пококетничать. Но ему нравилась она и только она! Он любил смотреть, как она работает, как отдыхает в перерыв, с каким интересом рассматривает каждую незнакомую былинку, слушает стук дятла, следит за перескакивающим с ветки на ветку полосатым бурундучком, отскочившей от падающего дерева серной, скрывавшейся в высокой траве. Сильвия! Что за имя? Не наше. Но красивое.
«Ну и дурень ты, Пашка, о чем ты думаешь. Сильвия, Сильвия, а ты с ней один на один поговорил, за руку ее подержал? Откуда ты знаешь, может, она и разговаривать с тобой не захочет. Она полька, пани. А ты кто такой? Она тебя, бригадира, наверное, боится, медведя сибирского. И даже не догадывается, что ты чувствуешь, какие мысли в твоей голове бродят».