Комендант говорил долго. Сталина упоминал ежеминутно. И ежеминутно вставал президиум, кричал «ура!». И хлопал. Зал теперь тоже, хочешь не хочешь, вставал, хлопал огрубевшими ладонями и садился. Только «ура» не кричал. Правда, один раз кто-то вырвался со своим «ура», но был тут же одернут соседом, и больше боевого русского клича не повторял. Комендант закончил свое выступление эффектно:
— Доказательством того, как советская власть заботится о людях труда, пусть будут наши новые бараки в Калючем, этот наш клуб, в котором вы будете культурно проводить время, в котором скоро начнут учиться ваши дети. А в новых бараках уже завтра смогут поселиться те из вас, которые отличились в работе и стали настоящими советскими стахановцами. Сейчас мы огласим список фамилий.
Из червонноярцев в списке оказались: Болек Драбик, старый Малиновский и, к удивлению всех, Флорек Ильницкий.
— Вот курий огузок! Гляньте-ка, такой мозгляк, и стахановец!
А потом показали фильм «Веселые ребята». Громко ворчало подающее ток динамо, которое попеременно крутили два мужика. Механик в перерывах менял пленку, намотанную на огромные шпули, а на белой простыне экрана блондинка Любовь Орлова весело распевала и отплясывала залихватскую чечетку.
Именно в этот вечер и случилось нечто необыкновенно важное между Сильвией и Пашкой: они признались друг другу в любви и впервые остались на всю ночь вдвоем. А через несколько дней бригадир Пашка Седых попросился к коменданту Савину на разговор и сообщил ему, что собирается жениться на Сильвии Краковской.
Комендант посмотрел на бригадира, как на сумасшедшего.
— Ты что, Пашка? С ума сошел? Или после праздника не отрезвел? Может, тебе похмелиться надо?
— Не с чего мне трезветь. И с головой, вроде, все в порядке. Женюсь, и все тут.
— Да ты подумал хоть? На ком, на польке хочешь жениться?
— А какая разница: полька, русская или бурятка? Есть у нас интернационал или нет?
— Да ты политик, Седых, я и не знал… Ну ладно, черт с ним, что она полька. Но ты пойми, парень, она же спецпереселенка! Политически сомнительная!
— Да какая там она политическая! — Седых пожал плечами. — Девушка работящая, старая мать на ее плечах. Так что, товарищ начальник, когда нас зарегистрируете?
— Так срочно? Может, там уже, того…
Савин заговорщицки подмигнул и хлопнул Седых по животу. Седых угрюмо посмотрел на него, встал со стула, оперся о стол, и его мощная фигура угрожающе нависла над комендантом.
— А вы так со мной не шутите, Иван Иванович. Ожените нас или нет?
Савин посерьезнел, вышел из-за стола.
— Не женю. Выбей себе это из головы. И еще комсомолец называется! И вообще, Седых, с сегодняшнего дня прекрати общаться с этим элементом. Ты бригадир? Бригадир! Твое комсомольское задание давать продукцию, норму выполнять. А он тут… Хочу тебе напомнить, что эта твоя полька не имеет права носа высунуть за Калючее. Все поляки, как спецпереселенцы, как элемент политически ненадежный, не имеют права под угрозой суда на шаг удаляться отсюда. А он мне тут о женитьбе будет болтать… Предупреждаю тебя, Пашка, кончай с этим, чтоб беды на себя какой не накликать. А не послушаешься, обижайся на себя.