До Калючего Долина дотащился из последних сил, без мешка с одеждой, без топора. В Усолье не попал, пришлось вернуться… Шло время, мать из больницы не возвращалась. Сташек целыми днями крутился возле больничного барака, а старая поваленная сосна стала его постоянным наблюдательным пунктом. Несколько раз он даже отважился заговорить с Садковской. Она гладила его по голове, утешала, говорила то же, что отец. Проведать маму в больнице не разрешала.
Разочарованный, вернулся он на старую сосну, отругал брата, чтоб тот не набивал себе рот смолой, и так этим не наешься, и решил… Написать маме письмо! Спрыгнул с сосны, подхватил Тадека за руку и побежал в барак. Еще с тех времен, когда пан Корчинский их учил, Сташек спрятал под нарами старую тетрадку и огрызок химического карандаша. Послюнявил карандаш и начал писать:
«Любимая мамочка! Ты уже поправилась?»… Тут же, правда, пришлось начать заново, потому что вдруг вспомнилось, что все письма, какие писала иногда мама или получала и читала их вслух, все эти письма начинались так: «Во первых строках моего письма, слава Господу нашему, Иисусу Христу!». Вот и он так начал письмо: «Любимая мамочка, ты уже поправилась? Мы, слава Богу, все здоровы. Тадек слушается. Только иногда плачет, потому что хочет есть и чтоб ты уже была с нами. А я тебя, мамуся, навещу, если пани Садковская позволит. Она добрая. И на этом кончаю, во имя Отца и Сына, и Духа Святого, аминь. Сташек. А эти каракули Тадек намалевал, он тоже хотел тебе написать, только еще не умеет».
Сташек вырвал страничку, тетрадку и карандаш спрятал обратно под нары и помчался к своей старой сосне ждать пани Садковскую. На этот раз ему повезло. Пани Садковская вышла из больницы, молча взяла листочек, спрятала его в карман халата и только пальцем ему погрозила.
Вечером они как обычно все вместе хлебали суп. Тадек вылизывал миску. Отец погладил его белокурую головку, посмотрел на Сташека и улыбнулся.
— Ну, Сташек, завтра утром возьмешь Тадека и пойдете в больницу навестить маму. Пани Садковская уже знает, пустит вас к маме.
— Хорошо, папа.
— «Хорошо, хорошо!» Хорош гусь, ничего отцу про письмо маме не сказал.
— Да я, я думал…
Сташек, кажется, всю ночь не спал. Старался не прозевать, когда отец пойдет на работу. Из-под одеяла следил, как отец готовит в кружке отвар из малиновых побегов, и даже бросает туда кусочек сахара. Интересно, где он его взял? Наверное, у кого-то одолжил специально для мамы.
В больницу Сташек шел медленно, чтобы, не дай Бог, не выплеснуть малиновку из кружки. Рядом семенил Тадек в голубом пальтишке с позолоченными пуговицами, вымытый до блеска, даже уши от мытья покраснели, как маки. Сташек по такому случаю приоделся в синий костюмчик, который мама купила ему к началу нового учебного года. Они пришли раньше времени, Садковской еще не было. Сташек прикрыл кружку полой пиджака, чтобы малиновка не остыла. Ждали. Наконец, вышла пани Садковская.