– Господин офицер, что с вами? – осторожно поинтересовался заглянувший внутрь совсем еще молодой кучер.
– Да пьяный, наверное. Перебрал, – раздались снаружи неуверенные голоса. – К утру здесь таким будет каждый второй.
С трудом протолкнув в горящие легкие глоток свежего воздуха, я нашарил непослушными пальцами мешочек на поясе и, с трудом отвязав его, бросил на улицу.
– Гони. Из города. Живо, – прохрипел я, сворачиваясь на обитом тканью полу, как замученный пес.
Паренек машинально перехватил мешочек с деньгами. Недоуменно замер, поколебался. Но потом все же развязал кожаные завязки, ахнул, обнаружив внутри целое состояние, и засуетился:
– Сейчас, сейчас, господин офицер! Все сделаю в лучшем виде!
Я устало закрыл глаза и даже не шелохнулся, когда он торопливо захлопнул дверцу. В салоне сразу же потемнело. Снаружи послышался свист кнута и недовольное конское ржание. Затем карета мягко качнулась. По мостовой прогрохотали копыта. Запряженный четверкой лошадей экипаж вихрем вылетел за ворота и на огромной скорости полетел по улице, подгоняемый радостно гикающим кучером.
Похоже, я все-таки провалился в забытье, потому что совершенно не помнил, сколько времени мы мчались по городу и как именно уболтал городских стражников внезапно разбогатевший возница.
В себя я пришел уже за городом. По-видимому, оттого, что на неровной дороге карету начало сильно трясти. Скорость передвижения резко упала. Грохот копыт по мостовой сменился более гулкими ударами о землю. Еще через какое-то время карета замедлила свое движение. В стенке между передним сиденьем и облучком отворилось крохотное окошко, и в нем показалась озабоченная физиономия кучера.
– Куда править-то, господин офицер? Впереди развилка – на Одеш или на Ойт?
Я вяло качнулся от очередного толчка.
Ни в Одеш, ни тем более в Ойт мне не хотелось. Не успеем. Да и какая разница, где помирать? Впрочем, нет. Разница все-таки есть. Собравшись с силами, я приподнял тяжелую, похожую на раскаленную металлическую болванку голову и хрипло спросил:
– Тут речка поблизости есть?
– Есть. Как же не быть? – удивился возница.
– Какая?
– Дак Истрица, конечно. Других-то рек тут, почитай, и нет.
Я уронил голову на мягкий пол и снова закрыл глаза.
– Найди пологий берег. Там сойду.
– Будет сделано, господин, – обрадовался точному указанию кучер, и через миг карета снова ускорилась.
Минут через двадцать тряска усилилась настолько, что мне стало трудно лежать на отчаянно прыгающем полу. Но перебраться на сиденье не хватало сил. Да и не думаю, что смог бы на нем удержаться. Слабость накатывала волнами. Меня то обжигало изнутри, то снова охватывал приятный холодок. Печать как таковая на этом фоне уже не выделялась, у меня и так болело все – кожа, мышцы. Как если бы изнутри меня грызли крохотные огненные термиты, жадно обгладывая раскаленную плоть до самых костей.