И мои полные злых слез глаза действительно закрылись, до последнего мига не желая видеть, кем я теперь стал.
Во второй раз мне довелось проснуться ранним утром, когда за окном уже вовсю чирикали птицы, а сквозь плотно занавешенные шторы пробивались первые солнечные лучи.
Сил по-прежнему не было. Желания что-либо делать тоже. Однако когда память услужливо напомнила, что же именно произошло, мне все-таки пришлось открыть глаза. Оглядеть незнакомую комнату, которая больше смахивала на богато обставленную спальню. После чего, путаясь в длинной ночнушке, выбраться из постели. Схватиться за стену, почувствовав приступ головокружения. Но все же упрямо сжать зубы, с хриплым рыком заставить себя сделать несколько шагов и остановиться напротив большого напольного зеркала, которое кто-то забыл отсюда убрать.
Внимательно рассмотреть себя через тонкую ткань труда не составило – она оказалась почти прозрачной. Так что можно было спокойно изучать тонкие, как палочки, руки. Такие же тонкие, с трудом удерживающие мой резко снизившийся вес, ноги. Страшновато выпирающие тазовые кости. Такие же жуткие, кажущиеся совсем чудовищными, ребра. Худое донельзя, истощенное до предела лицо, на которое без слез не взглянешь. И успевшие отрасти почти до плеч, спутанные, но все же мои русые волосы, из-под которых непримиримо сверкали все такие же серые, только откровенно злые глаза.
Исходя из того, что я помню, в беспамятстве мне довелось пробыть несколько долгих месяцев, за меньший срок волосы просто не отросли бы. Да вон и листья за окном пожелтели. Императорский сад определенно готовился к зиме, хотя последнее мое воспоминание о Тальраме было связано с теплыми весенними деньками. Однако за это время от моего выносливого, крепкого, подтянутого тела ничего не осталось. Оно высохло, как после страшной болезни. Потеряло большую часть мышечной массы. Не успело набрать ни грамма подкожного жира, поэтому выглядело как тело анорексика-рецидивиста на последней стадии истощения. Но, что самое главное, теперь оно было женским. И именно этот неоспоримый факт до искр в глазах взбесил меня после первого пробуждения.
Но взбесил не тем, что это вообще произошло. Даже не тем, что меня, как хозяина, вообще-то не спросили. Нет. Озлился я… то есть теперь, конечно, озлилась… совсем по другому поводу. А именно из-за того, что Тизар когда-то с уверенностью заявил, будто смена тела на Тальраме даже для мага физически невозможна. Он дал мне понять, что надежды нет. Что надо смириться и продолжать жить дальше, потому что бороться бесполезно.