Но стало как-то до ужаса противно и тоскливо от этих подсчетов, от этих, по существу, похорон заранее!
А ведь все, кажется, было на первое время налажено.
Убравшись из КГБ и довольно бестолково выкурив несколько «мальборин» подряд, он сказал себе, что надо подсуетиться немного. Рванул на Банный переулок, потолкался среди квартирных барыг, нашел себе вполне приличный «угол»: комната, кухня, сортир, ванная. И притом недалеко от Тишинского рынка. Все это за два куска «деревянными». Даже еще с некоторой обстановкой. Потом пошел в первый попавшийся коммерческий магазин, быстро поменял пять стодолларовых бумажек на пятьдесят тысяч… А чего? Теперь это дело почти легальное. С ним даже на «вы» разговаривали:
— А у вас еще нету?
— Откуда! — ответил он очень искренне. Ему, конечно, не поверили. Но и приставать не стали… В том же коммерческом он купил бутылку виски, бутылку джина, бутылку «Смирновской», ящик пива. На рынке — мяса, зелени, фруктиков. Пришел домой. Надыбал пару ножей, вилок, ложек, кастрюлю, сковородку, тарелку, чашку, блюдце… Эх, давненько я себе жратву не готовил…
Но ему бесконечно тоскливо. И тревожно! «Надо куда-то свалить, — он подумал, — поменять обстановку… вообще куда-нибудь в другой город…» Стал перебирать города, в которых бывал. Или которые просто нравились по названиям… Все казались дрянью!
Достал из холодильника «Смирновскую», пивка. Опрокинул грамм сто пятьдесят, хлебнул «Гессера» прямо из жестянки, закурил, посидел. Стало полегче.
Чего-то ему надо было еще сделать… А! Сообразил! Принялся рыться в бауле. Нет, записную книжку она не положила, скотина! Стал припоминать… Триста восемнадцать — это точно… Долгое время он вообще не пользовался книжками — запоминал, а то улики, то-се. Потом обнаглел, успокоился. Но телефоны запоминать осталось его привычкой, как бы спортом… Триста восемнадцать… Какой-то глупый телефон, без всяких намеков… А! Семьдесят один, пятьдесят шесть! Из автомата, что ли, позвонить? Да ну, хреновина!
— Алло, добрый день. Можно Марью Николавну?.. А, это вы, я тут проездом. Вам огромный привет от Пети Григорянца.
Условными сигналами были: «проездом» и «Петя Григорянц».
— Можно мне к вам подъехать срочно, Марья Николавна?.. Адресок продиктуйте.
На самом деле он помнил, как туда ехать. Но не хотелось, чтоб его узнали. И даже зашел в аптеку, чтобы купить пластырь и сделать несколько наклеек на рожу — там, где еще были видны красные полоски от швов… Однако хрен-то! В аптеке его чуть не приняли за иностранного шпиона. Потому что, оказывается, каждый советский человек знает, что пластыря в аптеках нет. Как и всего остального. Борис, само собой, завел всем известную песню под названием: «Девушка, а если очень надо?..»