Смерть двойника (Иванов, Котюков) - страница 97

И удивленно остановил себя: «О чем я?»

Да ни о чем, просто успокаиваюсь. Я просто успокаиваюсь и все… И я хочу подумать. Какая же будет у нас первая успокоенная мысль? А такая, что она права, стервоза… Нет, стоп. Или обзываться, или думать… Она права, нас бы заловили с теми двумя миллионами. И разрезали бы на мелкие части. Но сперва иголки под ногти и прочие радости… Она права. Значит?..

Коктебель — тысяч двадцать долларов. Даже нет — сейчас цены сильно упали из-за хохляцкой самостийности… Стало быть, пятнадцать. Квартира?.. Тысяч тридцать. Дача?.. Ну, двадцать, двадцать пять… Итого — тридцать, прибавить пятнадцать, прибавить двадцать пять… Ну, плюс еще пять на удачную торговлю, получается семьдесят пять. Стало быть, двадцать пять тысяч «зелени», то есть два «лимона» «деревянных»… на бедность, за хлопоты… Стоп-стоп! Еще «Вольва» ей осталась. Но «Вольву» все равно бы пришлось бросить. Так что она отдала мне мое. Даже с лихвой, потому что это мое во многом заработано вместе. Правда, еще обстановка, хрусталь, вещи. Сколько это стоит? «Деревянными» и по нонешним ценам тысяч триста. Это она полностью себе. А мне — миллион. Да нет, все правильно.

С этим он и приехал в Москву, на Ярославский. Голова успокоилась, сам успокоился. Видишь, как все хорошо! Ты просто у нас большой молодец, большущий… Кравцов Борис Петрович… Он рассматривал себя в зеркало вокзального платного туалета. Аккуратно, с болью снял пластырь… Ну просто абсолютно другая рожа! Попробуй, докажи! А докажешь — ведь с ходу спросят: «Зачем?» Его дружбаны не любят предателей.

Но неужели он действительно вот просто так разрешит этой стерве и этому… Двойнику обкакать себя с ног до головы?! Говорят, мстить — самое невыгодное занятие. А ничего. Мы здесь выгоды не ищем! Мстить… Да кто я такой, да кто меня слушать будет? Слушать? Будут! Голос-то у меня остался!

Пошел на стоянку такси, но не туда, где длинным хвостом стоял народ с чемоданами, женами и ревущими детьми, а в другой конец. Там терлось несколько халявщиков вроде него и несколько вольных, особенно наглых шоферюг.

— Улица Горького, за стольник! — сказал он негромко. Его тут же услышали. Но отнюдь не схватились нести на руках в машину.

— А какое место? — спросил один из водил.

Ах ты, е-малина! За сто рублей! Да вся улица Горького — от Манежной площади до Белорусской — едва ли будет километра три. А еще говорят, «организованная преступность…» Да вот она!

Тут Борису стало почти смешно, что он записался в борцы за справедливость… Во, что с человеком делает отсутствие машины!