— Спасибо, брат!
— Прямо без звонка, без телеграммы, Боря. Он всегда будет рад!
Это, стало быть, Ахмед объяснял, что они уходят в подполье…
Далее он купил почтовой бумаги и не спеша, толково изложил все про Робу, про бывшего себя. Получилось долго, потому что писал он печатными буквами. Зато было время подумать над каждым предложением…
Потом позвонил из автомата по «02»:
— Здравствуйте. Можете мне дать телефон отдела по борьбе с наркотиками?
— С наркобизнесом, что ли? Это вам надо в КГБ звонить… Если там от них еще чего-нибудь осталось!
Слышно было, что человек на том конце провода здорово веселится. Ну, вражда между МВД и КГБ всем известна.
— Запишите телефон справочной!
Хотелось сказать этому лягашу, что пошел бы он со своим юмором. А после подумал: да какое мое дело? И просто положил трубку, даже не обозвал никак. Но и «спасибо» не сказал.
Не спеша спустился в переход. На несколько секунд задержался возле дома номер два по проезду Художественного театра у огромного и знаменитого на всю Москву термометра. Когда-то ему говорили:
— У градусника в семь.
И он ждал, когда появятся огромные серые глаза… Не Надькины. Куда там Надьке до тех глаз!
Стоял, улыбаясь…
Кем он был тогда? Едрена-корень, даже вспомнить невозможно. И не надо вспоминать! Пошел дальше по проезду Художественного театра, по Пушкинской улице, по Столешникову, по Кузнецкому мосту. И там уж совсем недалече осталось… Спросил у первого же хмыря с синими погонами, где тут приемная КГБ. Ему незамедлительно объяснили.
И лишь почти подойдя к указанной двери, он словно очнулся: «А нужна ли мне эта затея, ведь специально же хотел по дороге все обдумать?»
Хрен ли теперь обдумывать, когда уже позвонил в Душанбе. Уму непостижимо, сколько он всего рушил! От логова Ахмеда до шикарных квартир на Одиннадцатой авеню в Нью-Йорке, где жили боссы их славной фирмы. Потому что доберутся и до боссов — привет горячий из Интерпола!
И все ради того, чтобы сделать Надьке хорошую бяку… В своем, исполненном печатными буквами «стуке» Борис ее имени не упоминал. А зачем? Все равно с конфискацией. Чтоб она вернулась туда, откуда он ее вытащил, — в помойку.
А все же он мстил не лично Надьке, а… бог его знает кому — всем. За свою невозвратно порушенную жизнь.
И вошел в приемную, которая была не слишком просторна, скорей, даже тесновата. Окошко, в нем мордатый малый в форме. У входа во внутренние помещения еще один, правда, не мордатый. На боку пистолет в кобуре. Хотя, может, и не пистолет, а талоны на водку… Все это Борис заметил, как бы и не заметив вовсе.