Даринга: Выход за правила (Ракитина) - страница 20

Альв с Фирой смотрели с края утеса на долину, уместившись вдвоем на каменном троне — так любят греться змеи или ящерицы. Камень медленно отдавал тепло. А снизу тянуло ветром и сыростью. Девушка шевельнулась и Альв, сняв парадный китель, набросил на узкие плечи.

Она улыбнулась — сияние словно родилось внутри и озарило треугольное личико. Вишневые губы тронула улыбка.

— Альв… мы не простужаемся. И… на мне защитный комбинезон.

— Что? — он обвел ладонью щеку Фиры, и слова достигли сознания не сразу. — А… да. Я головой понимаю, что ты не заболеешь, но… хочу заботиться о тебе, ласкать и нежить. По бревнышку переводить через мосты, стелить лепестки под ноги.

Она, смутившись, опустила голову, щекой потерлась о жесткую росшивь воротника: золотую березовую ветку на белом. Подтянула колено к груди, обхватила руками.

— А… тяжело было сажать «Твиллег»?

— Тяжело. Точно пробивался сквозь разум мертвеца, — не стал темнить Альв. — Мартин мне помог.

Фира покусала губы и сердито выдохнула.

— Тяжелый случай!

— Может, поговорить с ним по-мужски? Ну, с искусственным интеллектом? В морду дать? Или ведро успокоительного пусть Люб ему пропишет. Да хоть выгулять гада.

Фира улыбнулась:

— Это у тебя получилось. Выгулять. Он хотя бы реагировать на нас с Янсоном начал. Не беспокойся, мы справимся.

Ночь упала совсем, и никто не видел, как Альв с Фирой целуются у обрыва.


Запись в бортовом журнале: «26 июля 4…, 24.00.00 по корабельному времени. Мы посадили „Твиллег“ на Дарингу и похоронили погибших. Начинаем подготовку к установке Врат. Я люблю тебя, Фира». Альв вызвал список экипажа и стал отмечать: убыл, убыл… Шестнадцать имен. Проглотил горькую слюну и еще долго сидел перед мерцающим экраном, раздираемый тоской и нежностью.

А с утра разразился армагеддон.

Нет, в словах Аурора держалась корректно и осмотрительно, со свойственной ей вежливой безупречностью, но телепатически гремела и клокотала, швыряясь искрами и горячими пузырями. Ярость выдавали и длинные пальцы с вишневым лаком на ногтях, буквально трясущие дрон, старательно замаскированный под местную стрекозу. Аурора сжимала сегментарный бордовый хвост, встряхивая и едва не колотя по столу в зале совещаний. Стрекоза топырила радужные спаренные крылья и стреляла золотыми круглыми глазками, поджав под себя лапки.

— Обмочилась бы со страху, если бы могла, — небрежно бросил аналитик Изоил Сорд. Он смотрел на Аурору искоса сверху вниз, худой, чуть непропорциональный, наматывая на загорелый палец белую, почти пепельную прядь роскошных длинных волос.

— Ты о ком? — отозвался Торус Фенхель, такой же худой, как Изоил, но куда более изящный и брюнет — в тон Ауроре. Он был блестящим антропологом, а в свободное время занимался скульптурой и электронными игрушками. Дрон был его рук делом, подправленным под местные условия, и Фенхель все старался улучить момент и отобрать создание у разгневанной начальницы.