Представляю, как члены Бильдербергского клуба спорили, кто из них будет гонцом, и, не достигнув согласия, решили идти вчетвером.
Утром второго июня, спустя одиннадцать дней после того как Марк открыл нам тайну «Медитека», на пороге моего дома появились Билл Фостер, Ричард Салливан, Харрисон и Боб Берк, отец Мэгги. Б-клуб в полном составе. За исключением одного выбывшего.
— С Марком все хорошо? — спросил я, почуяв недоброе.
Ричард Салливан, опытный врач, давно привыкший сообщать людям плохие новости, отвел взгляд, и я все понял. Слезы на глазах у непробиваемого Харрисона подтвердили мою догадку.
— Марк ушел из жизни, Джонни, — произнес он.
И тогда, под гнетом боли, на грани подступающего отчаяния, я сумел задать единственный уместный в такую минуту вопрос:
— Как он это сделал?
Отставной шериф не сказал: «Марк умер», он сказал: «Марк ушел из жизни», и этого было достаточно. Будь на месте Харрисона менее опытный полицейский, я еще мог бы сомневаться. Старик перешагнул через порог и обнял меня. Я стоял, опустив руки, смотрел на лес и чувствовал, как самая страшная утрата в моей жизни ядом разливается по жилам. Земля уходила у меня из-под ног. То ли приближался обморок, то ли подступало глухое, всеобъемлющее равнодушие.
Я плохо помню, что было потом. От событий того дня остались одни осколки, всполохи воспоминаний. Мы сидели в гостиной, я во главе стола. Харрисон что-то говорил, а я никак не мог понять, чего он от меня хочет.
«Марк застрелился. Вчера вечером, у себя в кабинете. Дарлы не было дома».
Потом заговорил Боб, а я пялился на него, будто на привидение.
Я сползал в черную бездну, на дне которой эхом отдавался один и тот же вопрос.
Харрисон достал из кармана брюк конверт и положил на стол. Мое имя на конверте было написано рукой Марка. Его изящным, неповторимым почерком. В конверте было письмо.
Дорогой Джонни.
Возможно, ты помнишь историю, которую я собираюсь тебе рассказать, а возможно, и нет. Когда тебе было лет шесть-семь, ты пришел ко мне в спальню одной грозовой ночью. Я как раз переехал в отдельную комнату, и тебе непросто было привыкнуть засыпать одному. И вот я открываю глаза и вижу тебя: ты стоишь на пороге в дурацкой пижаме с голубыми ромбиками, которая досталась тебе по наследству от меня. Я решил, что ты заболел или испугался грозы, а ты спокойным голосом, каким маленькие дети обычно говорят о странных вещах, сообщил, что у тебя в комнате кто-то есть. Я сначала встревожился, а потом расспросил тебя поподробнее и выяснил, что речь идет о древесном человеке, который живет в лесу, но изредка заходит в дома. Ты уже тогда был та еще творческая личность. Я отвел тебя назад, но не стал говорить, что чудовищ с ветками вместо рук не бывает, а пообещал показать одну штуку, которая помогала заснуть мне самому, когда мы с тобой делили спальню. Я велел тебе ткнуть пальцем в матрас, в самый его центр. Сказал, что там невидимая кнопка, подающая древесному человеку особый сигнал, который он слышит, а мы нет. Сигнал велит древесному человеку не выходить из леса. Ты поглядел на меня, нахмурив лоб, и я объяснил, что древесный человек вовсе не злой, а страшным кажется, только когда покидает родную чащу. Я сказал, что в один прекрасный день ты сможешь его навестить, и вы непременно подружитесь. Кажется, тебе понравилась эта идея. Вскоре ты крепко заснул.