Кабинет следователя. Восемь суток спустя после происшествия. Допрос Александра Андреевича Грушина
— Здравствуйте, Александр Андреевич.
— Добрый день.
— Присаживайтесь… Насколько я знаю, вы были самым близким другом покойного Игоря Олеговича?
— Не уверен, что самым… Но мы действительно дружили. Хотя Игорь со многими дружил, он был очень открытым и компанейским человеком.
— Когда вы с ним познакомились?
— Без малого год. Но сошлись сразу. Я же говорю, он был очень легким в общении человеком. Сразу находил со всеми контакт. Ну и я тоже не бука.
— Вы с ним часто встречались?
— Нет, не очень. Современная жизнь не располагает — дела, заботы, проблемы. Ни на что времени не остается. Но созванивались довольно регулярно.
— В последнее время вы не замечали в его поведении каких-либо странностей? Может, он был чем-то обеспокоен, озабочен? Какие-нибудь проблемы?
— У нас у всех какие-нибудь проблемы. Думаю, даже у вас. Людей без проблем не бывает.
— То есть что-то его тревожило?
— Наверное. Но я об этом ничего не знаю. Он вообще своими проблемами никого не озадачивал. Иначе перестал бы быть «легким» человеком. Знаете, есть такие типы, которые истолковывают дружбу как повод поплакаться в жилетку. Придут и начинают вываливать свои горести: и то у них не то, и это не так, и на службе, и дома, и теща, и кошка, и дождь на улице. Нагоняют тоску. Главное, помочь им все равно ничем невозможно, а выслушивать приходится. Игорь был не такой — ни о чем таком не рассказывал.
— А почему они расстались с женой?
— Не знаю. Вроде хорошо жили — душа в душу. А потом — развод.
— То есть вы ничего не знали, не видели, не слышали, не догадывались?
— Не хотел бы вас разочаровывать, но это так. Не слышал, не видел, а догадки строить — это вообще не ко мне.
Следователь внимательно посмотрел на Александра.
— Интересная у вас дружба — очень. Когда вы ничего о своем приятеле не знаете. Как будто он чистый лист бумаги.
— Ну, так уж получается, — развел руками Александр. — Я ведь понимаю, вам что-нибудь такое, из корзинки с грязным бельем хочется вытащить, чтобы здесь на столе разложить, перетряхнуть и в протокол вписать. Только нет у меня для вас ничего такого. Сожалею. Я грязное белье не люблю, я чистое предпочитаю.
И широко и обаятельно улыбнулся.
— Хочу вам сказать, что я не ради своего удовольствия в чужих корзинках копаюсь. Ваш друг погиб. Застрелился. И это при всем при том, что, по вашему мнению, у него не было никаких проблем, что он был жизнерадостен и позитивен. Только не понятно, зачем он тогда себе полголовы из ружья снес? От избытка счастья?