— И что? — спросил Игорь.
— И ничего! С картинами приезжали. С шедеврами, не побоюсь этого слова, соцреализма. Выставки одна за другой в Союзе. А нынешние из себя одну картину в полгода выдавят — как воробей накакал — и на выставку тащат. А смотреть-то не на что — раз пятно, два пятно. Кистью работают, как шваброй машут. Мы, говорят, так видим. А чего видят? Фигу с маслом из тюбика. Позор! Гипсовую голову не нарисуют. Кувшин поставь, и тот кособоким выйдет. Тьфу! Ни пить, ни жить, ни рисовать не могут. Эх! — Вениамин поднял стакан с вином, запрокинул голову и вылил его в глотку единым махом. — Нету искусства. Кончилось! Одна мазня осталась. Нюрка, иди сюда! Иди, я сказал!
Нюра лениво встала, подошла.
— А ну, сядь ко мне на колени! Не так, спиной!
Нюра гибко изогнулась, подтянула халат, села. Обернулась. Художник высоко поднял очередной стакан.
— Скажи, похож я на Рембрандта?
И точно — был похож. Очень. Такой же мощный, взъерошенный, с усами и вином.
— Нюрка, конечно, не Саския. Но тоже ничего девка, есть за что подержаться. А я как?
— Похожи.
— Сам — да. А картины… Не дотягиваю… Нет, не Рембрандт. Уйди, Нюрка, чего расселась как на стуле?
Согнал натурщицу. Повернулся к Игорю.
— А ты чего приходил, Игорек?
— Посмотреть, приобщиться, так сказать.
— А-а. Тогда смотри. Запоминай уходящую натуру.
Анатолий улыбнулся.
— Ты, Веня еще всех переживешь. Уж сколько болячек собрал, а ни одна тебя не забирает. Просто как дуб вековой — дупло на дупле, а стоишь и листочками шелестишь.
— Твоими, Толя, молитвами! Ты вот этого слушай! — ткнул Вениамин пальцем в доктора. — У него глаз-алмаз. Он из того, из прежнего поколения, которое еще не утратило, не растеряло. Он — может! Талантище, что твой Боткин! Я, может, только благодаря ему и жив, потому что к нынешним врачевателям — ни-ни, ни под каким видом! К ним в лапы только попади — обратно вперед ножками вынесут. А мне пожить охота, поваять. Вот сейчас Нюрку слеплю. Была Нюрка, а станет богиней греческой, Афродитой, из пены выходящей. Слышь, Нюрка, богиню из тебя сделаю.
— Да уж вы сделаете, — усмехнулась натурщица. — Вы вот завтра опять с похмелья мучиться станете и скульптуры ломать.
— То завтра! А сегодня мы с тобой творить будем. Шедевр. А ну, вставай на место. Чего расселась?
Нюра вздохнула, шагнула на подиум и уронила халат.
Вениамин сунул руку в ведро с глиной, зачерпнул, бросил комок на начатую скульптуру…
— Грудь подыми, грудь! Осаночку дай. Ты же богиня, а не тетка с базара…
Нюра «подняла» грудь, приосанилась. И точно, стала напоминать древнегреческую скульптуру.