– Не надо считать врага глупее, чем он есть, – сказал в ответ я, – и умнее его считать тоже не стоит. Если мы соберем свою сотню в коробку прямо у дороги, как бы преграждая путь к Большому Дому и его сокровищам, то этот Секст Лукреций и нанесет удар в том направлении, свернув свои войска в штурмующую колонну, чтобы поскорее смять немногочисленных защитников и поскорее дорваться до грабежа. А это очень хорошо для пулеметного огня с флангов. Надо будет только эти фланговые пулеметные точки как следует замаскировать и уставить еще один станкач в центре, чтобы бил атакующим прямо в лоб. И ручники поставить там же: расстрел атакующей колонны продольным огнем – это то, что доктор прописал. Но кульминация произойдет тогда, когда Гуг и Виктор замкнут кольцо окружения и откроют огонь с тыла. Ох и начнется же тогда веселье; думаю, что ни одна тварь не уйдет живой…
– Постой, Андрей, – сказал Петрович, – ты что, хочешь истребить этих римских легионеров до последнего человека, не разбирая правых и виноватых? Их же там больше тысячи…
– Вот потому и хочу, – сказал я, – что их больше тысячи. Они даже без оружия нас толпою задавят. Все наше племя сейчас раза в три меньше и на девяносто процентов является бабами.
– Вот этого я и боялся, – вздохнул коллега, – но не в смысле того, что нас задавят толпой, а боялся твоего испуга перед слишком многочисленным врагом. Есть у меня чувство, что это не только угроза, но и возможность. Если мы тупо перебьем эту толпу, на что особого ума не надо, то никакого развития у нас категорически не получится. Я не говорю о том, что мы по-толстовски принялись миндальничать с этими субчиками, но после того как они признают свое поражение и взмолятся о пощаде, никаких расстрелов обреченных и добивания раненых быть не должно, сколько бы их там ни осталось. И отец Бонифаций, и Витальевна скажут тебе то же самое. Черт возьми, Андрей, дело тут не в одной гуманности. Неужели ты не хочешь, чтобы у тебя в строю стояли настоящие кадровые солдаты, а не бабы с девками, как сейчас? На худой конец, будет кому обычными топорами прорубать сто двадцать километров просеки к пароходу.
Я обкатал эту идею в уме и счел ее вполне привлекательной. Должны же быть среди сплошных козлищ свои агнцы? Но дело в том, что агнцы, исполняя свой воинский долг, как они его понимают, могут погибнуть в самом начале сражения, а козлища, в силу своей козлиной натуры, выживут и продолжат гадить. А с такими в одном обществе нам не ужиться…
– Не все так просто, Петрович, – сказал я, – и в легионах тоже разные люди служили. Те, кто будут спасать свою жизнь любой ценой, нам тоже ни к чему. Ты помнишь историю, как Спартак после одного из сражений, взяв в плен легионеров, заставил их на потеху своим бойцам сражаться между собой. И ведь почти никто не отказался, большинство забыли о своем фронтовом товариществе и дрались с яростью и азартом.