– Товарищ командир, – примиряющим тоном сказал я, – быть может, вы простите товарища Голубенко на первый раз? Человек он молодой, горячий, политграмоту понимает только в самом примитивном разрезе…
И вот тут суровый взгляд Командира обратился на меня – и я проклял свою неуместную инициативу. Я увидел, что этого занятого человека ужасно раздражает ситуация, когда ему надо бежать вслед за своей разведкой, а вместо того он вынужден возиться с нами как с малыми детьми.
– Боец Синеев, – неожиданно спросил меня он, – скажи мне как на духу – ты интеллигент?
– Товарищ командир, – немного помявшись, ответил я, – разрешите признаться. На самом деле я не рядовой боец Сергей Никодимович Синеев, а военврач третьего ранга Сергей Александрович Блохин. В общей суматохе окружения, когда стало ясно, что немцы уже захлопнули ловушку, я присвоил себе гимнастерку и документы погибшего бойца, чтобы меня не расстреляли сразу как командира. Ходили, знаете ли, разговоры среди опытных товарищей…
– О как! – удивился товарищ Орлов, – целый военврач! А специализация у тебя какая, товарищ Блохин?
– Хирург, товарищ командир, – ответил я, – окончил институт перед самой войной…
– Хирург – это хорошо… – задумчиво произнес товарищ Орлов, – хирург – это просто замечательно… но на эту тему мы с вами поговорим позже, а сейчас пора заканчивать эту говорильню… Осталось выяснить только позицию ваших французских товарищей и англичанина, после чего вы с сопровождающими отправитесь к нашему поселению, прихватив по пути немецкий хабар, а мы двинемся на соединение с нашей разведкой.
Один из помощников товарища Орлова, которого он раньше назвал лейтенантом, кашлянул и сказал:
– Французский товарищ говорить, что он хотеть идти во французский поселений. Я ему сказать, что такой тут нет, что есть только один, наш поселений, а он мне не верить.
Командир сначала выругался от души нашим добротным русским матом (от которого даже потеплело на душе, потому что никакие иностранцы так не могут), а потом сказал:
– Знаешь, что, Виктор, объясни этим культурным европейцам, что если они не хотят пойти с нами, то останутся одни. Этот мир суров и неласков к одиночкам – их он воспринимает только в качестве корма для диких зверей и удобрения для растений. Тут есть только мы и первобытные племена, которые, может, примут их к себе, а может, и нет. И я уговаривать их не буду; товарищей Блохина, Седова и Шмидта вполне достаточно, чтобы считать заброс успешным.
– Господин Орлов, – неожиданно встрял в разговор наш бывший проводник, – разрешите обратиться?