Звуковой мастер вздохнул и начал крутить ручку граммофона.
— Собрал я чемоданы, выгреб осколки из камина. Смотрю, а одна пластинка целехонькая. Повезло, что огня не зажигали, тот день, по счастью, теплый выдался. Не то, что нынешние хляби… Забрал ее с собой, все-таки хоть какая-то память.
— Деньги вам Шаляпин, разумеется, не вернул.
— Ни копейки… Я ему вчера отправил записку с этим вопросом. Он в ответ черкнул: «Я спел великолепно и гонорар заслужил. Не моя беда, что вы так отвратительно сделали свою работу!» И не подписался, szelma. Знает, что его автограф дорого стоит!
— Никогда не понимал, зачем люди покупают автографы знаменитостей, — пожал плечами сыщик. — Положим, для подделки векселей — это еще хоть как-то объяснимо. Но для коллекции… Глупость несусветная. А что же, запись и впрямь ужасна?
— Наоборот! На редкость удачная. Каждый вздох, каждая интонация… На самом деле Шаляпин переживает, что когда его пластинки разойдутся в тысячах копий, никто не купит билет в театр, чтобы послушать оригинал. Многие артисты боятся этого, но они ни в жизнь не признаются… Потому и виноватят мастера… А у меня звук идеальный! Вот, сами убедитесь.
Дульцкий опустил иглу на краешек пластинки. Из трубы послышались хрипы и негромкое шипение, а потом грянул голос:
— На земле весь род людской!
Чтит один кумир священный…
Поразительно! Шаляпин пел как будто в коридоре, из-за приоткрытой двери, или здесь же в каморке, спрятавшись за плотной ширмой. Так близко, что даже слегка оглушал.
— Признайте, совсем другое ощущение?! — воскликнул мастер. — Гораздо внушительнее, чем со сцены, да?
Мармеладов кивнул, скомкал носовой платок и засунул в раструб, чтобы уменьшить громкость звука.
— Я принес пластинку в мастерскую, положил на стол и до сегодняшнего дня не трогал, — Дульцкий старался перекричать Мефистофеля. — А утром проснулся с мыслью: какого дьявола?! Деньги уплачены и пусть господину артисту это не нравится, но запись мы отправим на фабрику. Только бы она целиком сохранилась! Прослушал раз, другой… И сразу поспешил к вам.
— Что же вы там услышали? — в глазах сыщика промелькнул интерес.
— Нет, вы сами должны определить. Вот сейчас… Сейчас!
Он выдернул платок и знаменитый волжский бас обрушился на Мармеладова:
— Люди гибнут за металл!
Люди гибнут за металл!
Голос вознесся в мрачном крещендо, потом возникла секундная пауза — Шаляпин набирал в грудь побольше воздуха, а пальцы аккомпаниатора воспарили, чтобы вонзиться в черно-белые клавиши с новой силой… И тут из граммофонной трубы отчетливо прогремел выстрел.