– Очень хорошо. Като всегда надо выгуливать, – отвечает Эушен и почёсывает свой острый подбородок.
Харриет видит контуры его ключиц, выпирающих под пуловером.
– Папа, ты питаешься как следует?
– Что, я? Я ем как обычно, как всегда, – говорит Эушен и исчезает в кухне.
На дворе слышен плеск волн, накатывающихся на берег, но Харриет не может в темноте их различить. Като упирается и, похоже, ему совсем не нравится, что Харриет держит его на поводке.
– Като, хочешь побегать по берегу? Я буду бросать палку, а ты ловить, да?
Чёрные собачьи глаза игриво смотрят на неё.
– Или пойдём на поле?
Эушен говорил, что он обычно спускает Като с поводка на вспаханных полях, когда тому надо набегаться от души. Какой идиотизм со стороны Пола оставить старому человеку такую требовательную собаку, у Эушена нет ни малейшего шанса выгуливать Като так, как полагается. Она закалывает волосы, пока Като ждёт, наклонив голову. «Никакой разницы между тем, что иметь собаку и ребёнка, – думает Харриет. – Като, как ребёнок, постоянно требует внимания».
Тропка, ведущая от дороги наверх, скользкая от грязи. Большинство полей уже распаханы, и ландшафт освещают как луна, так и фонари вдоль дороги. На полях светлее, чем внизу у залива. Харриет вспоминает, как они с Полом любили здесь бегать, когда были маленькими. Играть в прятки и строить тайные шалаши. Когда пшеница была высокой, то они в ней прятались друг от друга. Эушен всегда их предостерегал, когда заставал за этим занятием: «Нельзя топтать посевы. А то крестьяне обидятся».
Сейчас земля пуста, и усадьбы кажутся тёмными островами в море полей. Далеко на севере Харриет видит Сундгудсет. Что было бы, если бы папа и Ивонн узнали, что Лаура лежала там мёртвая, всего в нескольких километрах от них. Может быть, ей надо было рассказать об этом Эушену.
Харриет тянет Като к себе и отстёгивает поводок от цепочки на его шее.
– Ну, давай побегай. Только вернись, когда я свистну, – шепчет она ему, поглаживая. Может, это глупо, отпустить его бегать без поводка, но раз Эушен говорит, что он так делает, то Като, должно быть, привык возвращаться.
Грязь с пашни брызгает ей на ноги, когда собака со всех ног бросается прочь.
«Хорошо, что я взяла все джинсы, какие у меня есть», – думает она, отряхивая грязь со штанин, потом достаёт из кармана пачку сигарет и закуривает. От её мокрых пальцев намокает фильтр. Ночь замерла в тишине. Единственное, что слышно, это глухой звук со стороны проходящих паромов, которые «переговариваются» друг с другом далеко от пролива. Харриет курит в темноте. Когда сигарета кончается, до неё доходит, что Като бегает где-то уж слишком давно. Она достаёт телефон и его фонариком пытается осветить поле, но ничего не видит и делает несколько шагов в том направлении, куда побежала собака. Земля неровная и прилипает к подошвам, когда Харриет проваливается. Глупый пёс, она так и знала, что на него нельзя надеяться. Будет полная катастрофа, если она ещё и собаку потеряет. Она вставляет два пальца в углы рта и пронзительно свистит. Свист быстро замирает над чёрными полями. Пульс учащается, неужели она потеряла псину? Когда она слышит вдалеке лай, то вспоминает, что обычно о собаке говорила Ева-Лена.