— Папе скажу, чтобы тоже сделал. А выдержит двоих?
— Выдержит, выдержит, деда сидел и я. Залазь.
— Ваще, ух ты, — Марина осторожно забралась на раскачивающуюся кровать. — Словно ты на море.
— Смотри, — Света ткнула рукой в потолок.
— Это что?
— Я такое видела у своей подружки дома, они привезли ее откуда-то из-за границы, называется «музыка ветра».
— Аааа… — протянула Марина. — А что она делает?
— Вот, послушай, только не болтай.
И девочки замолчали.
— Не поняла, — возмутилась Марина. — Ничего не слышу.
— Помолчи, сейчас ветерок подует и услышишь.
Они легли на спину и уставились на керамические горшочки, что были привязаны на веревках и подвешены так, чтобы чуть касаться друг друга.
— Слышала?
Марина напрягла слух, и вдруг раздался глухой стук, а после еще и еще.
— Здорово.
— Вот так лежишь, читаешь, а они тук… туки… тух…
— Да… Интересно, а если повесить кастрюлю и ложки.
— Попробуй, приду к тебе слушать.
Они весь день просидели под крышей, один раз сбегали перекусить и обратно. Лежали и мечтали, а глупые курицы кудахтали где-то там внизу.
— Ладно, я пойду, а то мамка потеряется, ругаться будет. Завтра утром прибегу. Ты когда проснешься?
— Не знаю, я тут буду спать.
— Тут?
— Ага, Ваську возьму к себе, чтобы не страшно было и фонарик.
Марина убежала, а Света еще долго лежала и слушала, как начали петь сверчки, после сходила в дом. Бабушка, правда, не хотела, чтобы внучка ночевала под крышей, но после согласилась, дав ей теплое одеяло, мол, по утрам холодно. И правда, под утро стало холодно, и Света, закутавшись в него, постаралась сладко уснуть, но не тут-то было. Сперва закричал петух, после закудахтали глупые курицы, а там уже проснулись и ласточки. Но как только пригрело солнышко, все успокоились, и Света погрузилась в свой сладкий сон.
Трудно сказать, что вообще снится. Пока ты во сне, все хорошо помнишь, но стоит открыть глаза, бах, и все испаряется. Вот почему так? Света потянулась. Под одеялом было тепло, уютно, как в берлоге у мишки, правда, она в берлоге ни разу не была, но, наверное, там уютно.
Она ощутила нежную истому, что шла откуда-то из глубины. Казалось, что летит, не то она воздушный змей, не то орел, который, расправив крылья, ловит ветер. Ее тело то поднималось, то вдруг резко опускалось. В этот момент она замирала, даже чуточку испугалась, а после опять поднималась вверх.
Сон, он такой реальный. Она открыла глаза, но тут же закрыла их и, натянув на голову одеяло, опять провалилась в свои грезы. В груди щекотало, словно кто-то водит перышком. Ночная рубашка, в которую она закуталась, вся сбилась, ладонь легла на грудь и стала ее растирать. Щекотка то проходила, то опять начинала ее домогать, но это было приятное ощущение. Пальчики коснулись двух вишенок, она уже и раньше к ним прикасалась, нравилось ощущать покалывание, переходящее в зуд, а после томление.