— Сама ты больно стара! — возмутился Клэр.
— Останешься посыльным, — успокоила его Хель. — Без тебя не обойдемся.
— Тебе бы тоже не следовало идти, Хель, — сказал мастер, и остальные дружно закивали.
— Наоборот, — упрямо отрезала она.
Все помолчали, потом Тиль негромко спросил:
— Так, стало быть, решено?
— Решено и сговорено, — Хель положила на стол ладонь, и на нее одна за другой легли их ладони — широкие, тяжелые, мужские. Последним положил свою ладонь Гэльд.
— Ну что ж, — произнесла Хель обычным голосом, — расходимся. Встретимся через месяц, где — договоримся особо.
— А ты, Хель, пойдешь одна? — нахмурился Данель.
— Что я ей, не муж, что ли? — мрачно пробасил Саент, и все рассмеялись. — Я ее не брошу.
— Саент и Мэй, — улыбнулась Хель, — надежнее не придумаешь. Ну, до встречи.
Люди тихо расходились. Наконец в комнате остались только Хель, Саент и Гэльд. Хель взглянула искоса на Гэльда и сказала Саенту:
— Сходи возьми у мастера еды на дорогу.
— А этот?
— Са-ент…
Саент проворчал что-то и ушел. Хель опустилась на лавку, Гэльд сел напротив. Ему хотелось задать столько вопросов, что он не сразу выбрал нужный, а когда выбрал, Хель опередила его:
— На вас ныне заключенное условие не распространяется, барон. Можете в бою не участвовать. Достаточно, если предоставите нам убежище.
Голос у нее был утомленный, тихий, равнодушный. Гэльд, кусая губы, спросил с подступившей яростью:
— Неужели вы считаете меня трусом после того, как я сбежал с поединка?
Хель покачала головой.
— Просто не хочу, чтобы вы гибли за то, что вам чуждо, Гэльд. Вы же случайно здесь.
У барона заколотилось сердце. Она назвала его по имени не при всех, а сейчас, наедине! Не в силах сдержать улыбку, он проговорил:
— Счастливый случай привел меня к вам. Неужели я буду ему перечить? И неужели, — он понизил голос, — буду сидеть в безопасном месте, когда вы пойдете вперед?
— Что вы знаете обо мне… Я — совсем другое дело.
— Но почему же, Хель? — растерянно спросил он. — И что вас связывает с этими людьми? Отчего они слушают вас? Вы так юны еще…
Она покрутила головой.
И Гэльд вспомнил, что рассказывали о Хели, наследнице Торкилсена, хозяйке Ландейла, последней из древнего бунтарского рода. Нелепые он задал вопросы! Если она в четырнадцать лет с небольшим отрядом воинов обороняла Торкилсен от войск Консула, если в пятнадцать дала вольность Ландейлу, восстановив против себя всех родичей… Он ведь и сам мимолетно возмущался этим. Но тогда, значит, сейчас ей всего шестнадцать?! Девочка… Его вдруг охватила жалость к ней, лишенной всего: рода, богатства, дома. Но, когда Гэльд взглянул на нее — понял, что высказать эту жалость не посмеет. У нее было лицо воина, уверенного в своей силе.