Я читала чужой дневник, не испытывая на этот раз никакой неловкости. Будто обрушилась стена времени, разделявшая нас. Будто мальчишка по имени Биллен Шедд Роуэн был моим младшим братом. Я видела его, как наяву: рыжая челка, серые глаза с коричнево-золотыми точками, рот, испачканный травяным соком и чернилами — он любил грызть что попало, травинку ли, кончик ручки… Я листала страницы, и мальчишка взрослел у меня на глазах, в третьей тетради ему уже было семнадцать, и на страницах дневника часто мелькала уже девичья головка — с южными раскосыми глазами, с косами, по тогдашней моде заплетенными у висков. Я даже почувствовала легкую ревность — ревность старшей сестры к подрастающему брату. И вдруг среди признаний Ей и размышлений о жизни прочла: «Вчера мне снился сон…»
Фраза остановила меня. Я перевела дыхание и медленно прочла запись еще раз от начала до конца:
«Вчера мне снился сон. Я ехал верхом на коне по большому пустырю. У меня в руке был меч, как в книге „Последний замок“. Тяжелый. Навстречу ехали всадники в серых плащах, похожие на тени. Один из них выстрелил в меня. Стрела попала мне в плечо, но было совсем не больно. А потом настали сумерки, и стрела растаяла».
Все. Я не верила своим глазам. Стрелки, ему снились Стрелки! Растаявшая стрела… О Пресветлая Матерь! Я лихорадочно листала дневник. Ему тоже снилось Восстание, тоже! Не впервые пробуждалась память в нашем роду…
Я нашла еще два сна, один о каком-то бое, другой — о дороге через лес. Оба были описаны короткими фразами, обычными для Биллена. Должно быть, это было только начало, ничего знакомого в снах, похожего на мое я еще не увидела.
В четвертой тетради было совсем мало исписанных листов, я просмотрела их внимательно и обнаружила в верхнем левом углу одного листа полустершуюся грифельную запись: «Гэльд, Улрик, Матэ (или Мати). Больше не помню».
Гэльд!.. О боги, откуда это имя у него? Я торопливо перевернула страницу в поисках ответа… и обмерла, Там был почти чистый лист.
Почти — потому что вверху было написано: «Некогда. Война. Сегодня объявили. Мне разрешили… Только б мать не узнала!»
И все. Что же дальше? Я едва не выкрикнула это вслух, так досадно мне стало. Неужели он не вернулся?.. Кто же тогда спрятал эти дневники?
И, будто отвечая на мой вопрос, из тетради выскользнул и закружился тоненький желтый листок. Я поймала его на лету и прочла. Почерк был иной, меленький, со старомодными завитушками: «Сегодня мне сообщили о гибели сына моего Биллена. Прощай, Биль».
Я готова была к этому, и все равно стало пусто и тяжело. Казалось бы, что мне за дело до мальчика, погибшего столько лет назад? Но он был из моего рода, он еще жил в строчках дневника, он видел сны, наконец! Только он не смог досмотреть их до конца.