Однако, ничего подозрительного капитан так и не обнаружил и вернулся ко мне. Ноги мои к этому времени болели просто зверски, и я все же присела на краешек прохудившегося тюфяка.
— Но он прав, вариантов у нас, и правда, нет, — продолжил Рейнар, опускаясь на корточки рядом со мной. — Мы слишком выделяемся. Да и к Золотой башне нам самим не подобраться. Покажи ступни. — Он вдруг резко сменил тему, отчего я на мгновение растерялась.
Тряхнула головой и безропотно протянула мужчине исцарапанную ногу. Тот внимательно осмотрел ссадины, недовольно цокнул языком и тяжело вздохнул. Да мне и самой не нравилось, во что превратились мои нежные пяточки.
— Сейчас, потерпи. Я промою, — произнес капитан и взялся за головной платок. Потом достал из-за пазухи фляжку и, открутив крышку, хорошенько промочил ткань.
— Рей, наверно, не стоит тратить воду, — забеспокоилась я.
— Ничего. Полукровка еще принесет. И, я надеюсь, все же раздобудет нам сандалии.
Спорить не стала. К тому же от прохладной тряпицы, что скользила по ногам, становилось, и правда, легче. Рей сосредоточенно промывал каждую царапину, я же задержалась взглядом на его лице, и подумала, что раны капитана тоже не помешало бы промыть. На жаре они лишь сильнее воспалились и, наверное, приносили ему невыносимые мучения. Вот только простая вода тут вряд ли поможет.
Меж тем Рей закончил с правой ногой и, аккуратно уложив ее себе на колени, занялся левой. А я вдруг поняла, что мне приятна его забота. И что она стоит много больше, чем сотни красивых слов и комплиментов. И опять возникло странное чувство защищенности и надежного плеча рядом. Я была готова слушаться и делать все, что он скажет, лишь бы это чувство никуда не исчезло. Все же мы, девушки, слабые существа, как ни крути. И в трудные минуты нам надо на кого-то опираться. Моей же опорой стал ингирвайзер Солькора.
Рейнар.
Странное это было ощущение. Одинокие, уязвимые в чужом мире, мы сидели с Роксаной на ветхом тюфяке, из которого лезла солома. С самого начала путешествия в моей душе не прекращала биться тревога, где-то там же мотком колючей шерсти свернулось чувство вины и злости на себя самого. И все же, невероятным образом, я ощущал себя живым и, пожалуй, счастливым.
Покосился на соседку — она как раз решила устроиться поудобнее. Поджала под себя ноги, расправила балахон и неожиданно опустила голову мне на плечо. Я как раз намеревался утереть остатками влажной тряпки собственные ступни, но сейчас замер. Хрен с ними, подождут. Мокрая рука сама дернулась обнять девушку за плечо, но я усилием воли остановил порыв. Отбросил в затянутый паутиной угол грязную тряпку, в которую превратилась моя недавняя чалма, отряхнул ладони и вздохнул.