— Что… надоело? — Савва, уткнувшись в воротник подбородком, пробовал выплюнуть снег, липнущий к лицу.
— Все надоело, — отозвалась Бирн очень нескоро, когда они были в самой глубине мутного пространства, и под ногами начала отстукивать мостовая. — Хоть бы она умерла скорей. Хоть бы заступительница пришла. Все лучше…
— Кто?! — Савва остановился, и легонькая Бирн вместе с метелкой упала ему на грудь. Прутья больно скребнули по лицу.
— Отпусти, больно! — ведьма распрямилась, тряхнула косами, словно надеясь сбить с них снег — хотя он продолжал валить все так же густо, и отряхиваться было делом безнадежным.
— Ты разве не знал, что сосуды меняют?
— Не понял.
— Придет девочка, заступительница государыни, новое тело для Берегини, — произнесла Бирн тихо и терпеливо. — Может, тогда Черта остановится.
— А государыня? — Савва отер со лба липучий снег, и понял, что лоб не только мокрый, но и почему-то горячий.
— А ее убьют.
— Но как же… но я же пограничник, я же ей слово давал.
— Так умри вместе с ней! — взвизгнула Бирн. — Ну! Ты идешь или нет?!
— Веди меня назад, — сквозь зубы сказал Савва.
— Уговору не было, — Бирн потянула бронзовое дверное кольцо. И тут же поняла, что пограничника рядом нет. Как не бывало.
Кровь из ссадины на лбу обильно текла на лицо. Савва вытирал ее, и тогда на какое-то время делались видны огоньки, скачущие по стеблям, до колен утонувшим в снегу. А еще лужа на дорожке, каменная стена с закрытой дверью и плавное падение снежинок. Потом кровь начинала литься опять.
Фряжка вынырнула из ночи, стала прикладывать снег ко лбу пограничника. Срывались капли. Кузнечиками скрипел огонь.
— Спаситель! — зло и беспомощно ругалась ведьма. — Тут же чары везде! Без головы остаться решил?
— Плевать! — выдохнул добродушный кроткий Савва. — Не дам государыню убить.
— И что ты сделаешь?
— Уведу.
— Она идти не может.
— На руках унесу. Открой дверь! — он яростно отер кровь. Та полила сильнее. Бирн опрокинула парня в сугроб, прижала снег к ране. Знаменщик рычал и плевался, отталкивая руки ведьмы.
— Не останавливай меня.
— Глупец! Пламя истекает, сила Берегини перестала приходить в мир! Изношенный сосуд меняют — это извечный закон.
— Плевать на извечный закон! — пограничник как-то сумел подняться на ноги, пошатывался, с удивлением смотрел на ставшую лохмотьями одежду. — Вы убить ее хотите.
Бирн поддержала его, едва не рухнув сама. Луна прорвалась, наконец, сквозь тучи и осветила слезы, брызнувшие у ведьмы из глаз:
— Разве бабочка плачет по куколке? И разве зерно, уйдя в землю и превратившись в побег, жалеет об этом?!