Он деликатно придержал для Нереварина створку.
— Говорят, вы грубые…
— И неженственные, — оттопырил нижнюю губу Гро-Казар.
— И нечего насмешничать! — фыркнула она. — Ты… ты лучший орсимер, которого я знаю.
Глорб обнял Аррайду, похлопывая кулаком по удоспешенной спине:
— Выше нос, девочка! Скоро мы будем праздновать победу. А пока на-ка, глотни. Особое орсимерское зелье по тайному рецепту. И поторопись, оно не будет действовать вечно.
Девушка послушно сделала глоток. Почувствовала, как по жилам растекается жидкий огонь, проявляясь ощущением, что можешь свернуть горы. Голова была ясной, мысли — четкими, доспехи и оружие перестали что-либо весить. А еще Нереварин знала, что все получится. Сомнения отступили, будто тени, колючки и сумерки, открывая светлую дорогу.
Она толкнула следующую массивную арочную дверь, едва не сорвав с петель. Та, как ни странно, не была заперта.
От огромности зала Сердца перехватывало дыхание.
Это была естественная пещера, облагороженная, обработанная, с механизмами и системой переходных мостиков над лавой: сложным паутинным плетением. Но Нереварин лишь миг любовалась этой извращенной красотой, озаренной магическими огнями и лавой. Ее тянуло Сердце. Отзывалось Разделителю и Разрубателю неслышно, но ощутимо. Лишенное тела, оно было живое. Лежало в каркасе недовершенного искусственного божества, задуманного Даготом. Трепетало, билось.
Аррайда не стала спускаться мостиками и галереями, а полетела к нему напрямую, предоставив Глорбу заниматься остальным. Еще на краю зрения мелькнули зеленые вспышки, помстились скрип спущенной тетивы лука Когтегрыза и хруст плоти под призрачным ножом Белаала. А потом сознание отсекло все, что не мешало. Впрочем, и Дагот помешал далеко не сразу. Он думал, Аррайда попытается расправиться с ним. А когда Разделитель дважды ударил в Сердце, и оно отозвалось мелодично… Ворин был еще слишком далеко, запутавшись в собственной паутине дорожек и мостков, и ни одно боевое заклинание не могло до Нереварина дотянуться. Только чарующий голос, такой же, как в снах.
— Возьми… Возьми себе силу Сердца. Раздели ее со мной.
Но Разрубатель не остановился, проводя сквозь себя силу Сердца, делая из Нереварина нового бога, а продолжал кромсать… изуродованную корпрусом плоть… заросшие глаза… уродливое тело, впихнутое в деревянную клетку… алое небо и пепел Красной горы… черноту под капюшонами трупаков… злые молнии… носатые маски пепельных упырей… круглые головы рабов пепла, похожие на котлы. Медальоны братьев Дагота… Все криворукое безумие, которое было сотворено по прихоти Ворина Дагота из ясности и чистоты. И Дагот Ур взвыл бессильно, упав на колени и обхватывая голову руками, переставая быть… богом. Делаясь мером — опустошенным, слабым, но все еще безумно опасным. И всей силой своей магии ударил по Нереварину. Срывая защиты. Сминая человека. Отбирая силу, волю, разум… все, кроме красоты. Словно пытался перелить в Аррайду муку опустошенности и потери. Но железный стержень — воля мертвого владыки Неревара, когда-то позволившая ему, наплевав на смертельные раны, выиграть битву под Красной горой, — спасала Аррайду сейчас. Дагот все еще выл, а она поднялась с колен. Шатаясь, потея, опираясь на меч, чувствуя неподъемную тяжесть доспехов на истерзанном магией теле. И не только поднялась. Шагнула вперед, поднимая оружие. И сошлась в поединке с бывшим другом. Удары «Погибели магов» были прямыми и беспощадными. Ворин уклонился и попытался ответить, но меч цвета волны упорно искал проемы в его защитах, и хозяйка клеморы не отступала ни на шаг.