— Надо переждать! — перекричал вой ветра ашхан и направил гуара к груде высоких валунов, перекрытых каменной плитой, точно ворота.
— А если идти по или против ветра? — стал бурно допытываться Тьермэйлин, когда они спешились под валунами.
— Ветер крутит, меняет направление. Многие погибли в часе ходьбы от становища, двигаясь по кругу.
Камни укрывали путников сбоку, сверху и сзади. Спереди улеглись, заслоняя от секущего ветра, гуары. Буря заметала их сугробами красной пыли. Шуршала по туфу, насыпаясь в поры и трещины, словно тысячи паучьих лапок. Сипел ветер. День превратился в ночь.
Когда легко, то каждый сам по себе. Но когда вплотную, вот так прижавшись друг к другу, когда только вместе доступно выжить — какие-то совсем другие силы вступали в игру. Они таились где-то глубоко, спали до поры до времени; люди начисто забывали о них, пока… как кровь сквозь корку на ране, как лава сквозь взорванный базальт. И этой силе нечего противопоставить, она сильнее, чем раны или смерть, чем подленький гнусный страх, чем чужое презрение, зависть и жадность. Единение. Дружба.
Словами трудно передать то, что улавливалось в кровавой полутьме колдовской бури, в песке, скрипящем на зубах и забивающем горло, и в последнем глотке воды из баклажки, оставленном для тебя. И в понимающем пожатии руки.
Они забились в неровность скального столба с подветренной стороны, прижимаясь друг к другу. Рядом сбились в кучу гуары, с большего заслоняя людей от бури. Песчинки секли по натянутому над головами плащу. Летели колючки и мелкие камешки.
— Как там Зайчик, зараза ушастая? — почти беззлобно поинтересовался хаджит.
— Надеюсь, они тоже отыскали, где укрыться. А то найти сможем только случайно… лет через двести, скелеты, — скорбно, словно эпитафию, произнес аптекарь.
— Не суетись, такое не потонет. И не полная дура ведь.
— Не знаю, не уверен.
— А вдруг уже она наскребла той плесени и ныряет в фарватер Набит за щитом? — продолжал пугать и развлекаться Лин. — Прибежит с ними и найдет… наши скелеты.
Он засмеялся, Эдвина сплюнула и вытерла красный от пыли подбородок.
— Ну и что, что страшного случится, если Пикстар опередит нас? Принесет тебе этот щит? — прицепилась она к вождю. — Воровку признаете Нереварином?
— Нереварин может быть вором, может быть убийцей, благородство для него совсем не обязательно, — с достоинством отвечал Сул-Матуул. — Он просто сосуд для возрожденной души.
— Ну теперь уж точно нет! — рыкнул Черрим. — Если тебе так важны эти щит и чашка, я найду, как забрать их у этой дуры. А Зайчика просто выдеру.