Первое мая прошло довольно-таки буднично. «Демонстрировать» никуда не ходили – всех выстроили на плаце, и замполит батальона толкнул речугу о том, как хороша была революция, и как здорово она помогла простому народу, белого света не видящему. Я с высоты своих лет и своего времени придерживался совсем другого мнения, но само собой высказывать еретическую точку зрения я не стал. За такие речи могут и того…покарать. Анисоветчина чистой воды. Говорить сейчас о том, что революция стоило стране миллионов жизней – было бы просто глупо. Вспомнилось только, что рабочие Трехгорной мануфактуры вообще не хотели бунтовать – зачем им это бы нужно? Они зарабатывали столько, что все им завидовали. У них был «социальный пакет», как его назвали бы в двухтысячных, и у них все было хорошо. Пока не началась революция. Вот тогда стало плохо. Очень плохо. Тиф, гражданская война, голод и разруха.
Первомайские праздники – это как тренировка перед ноябрьскими. Те же речи, те же знамена и лозунги. В принципе я не против праздников, но вот только какого черта этот праздник начинается фактически в Вальпургиеву ночь? То есть в ночь, когда празднует вся нечистая сила! Когда ведьмы слетаются на Лысую гору и там радостно совокупляются со всякими там бесами! Почему именно первого мая? В этом факте мне всегда виделась теория заговора, и хотя я никогда не был ярым антикоммунистом, скорее наоборот – но невольно задумаешься, нет ли тут руки Сатаны?
Занимаясь спасением Союза, я спасаю не советский строй. И не его руководителей. Я спасаю гигантскую страну и населяющих ее людей от разрухи, от голода и страданий. От самой смерти. Если бы Провидение забросило меня во времена Российской Империи – я так же бы спасал эту самую империю, и не было бы от меня пощады большевикам. Зная, что они сотворят со страной, я бы их просто вырезал одного за другим. И Ленина со Сталиным в том числе.
Но свершилось. Вместо Российской Империи – Советский Союз, в пределах Империи, пока что сильный и неделимый. И я буду действовать в интересах большевиков, которые сейчас находятся у власти. Потому что это правильно. И потому что другого пути у нас нет.
Вот такие мысли посетили меня, когда я стоял вместе со всеми в строю на правом фланге и слушал речь замполита.
А потом зазвучал Гимн, и я ему тихонько подпевал, чувствуя, как влажнеют глаза. Люблю я этот гимн. Я вырос под него, я много лет просыпался утром в шесть часов под первые аккорды этой торжественной музыки. И я хочу, чтобы Союз и вправду был нерушимым.
В этот день батальон отдыхал – весь, кроме нас, нашей группы. И тех, кого к нам прикрепил комбат. Мы так же, как и в обычные дни тренировались до седьмого пота. Единственное послабление, которое я себе позволил в этот день – не занимался писаниной. Мы с Ольгой заперлись у меня в комнате, якобы для работы над методичкой, и занимались сексом – столько, сколько хотели, без торопливости и оглядки на соседей. Тем более что Аносов демонстративно отправился в гости к комбату – мол, надо налаживать связи с местным контингентом, и появился дома только к самой ночи, хорошенько поддавший, но твердо державшийся на ногах. К тому времени усталая, но довольная Ольга уже ушла, и я валялся на кровати, мечтательно глядя в покрытый неровной побелкой потолок.