. Особенно в начале, пока они новенькие. Это ведь не пустяк – воскреснуть из собственного гроба. Я рад, что тебе стало лучше, хотя ты ещё очень бледна.
– Естественная бледность свойственна, кажется, всем духам, – заметила Эмили. – По твоему виду, честно говоря, тоже не скажешь, что у тебя цветущая жизнь.
Она скользнула взглядом по кровоподтёку на шее собеседника и остановилась на большом кровавом пятне на жилете в районе груди. Ткань была порвана, а из-под неё выглядывала повязка.
– У меня это произошло естественно, – Рафаэль пожал плечами. – Я был застрелен почти 200 лет назад во время июньского восстания в Париже.
Эмили была готова рассмеяться, таким абсурдном показалась ей сказанное. Они только недавно проходили в школе восстание республиканцев против короля Филиппа I, а теперь она сидит рядом с парнем, который при этом погиб.
– Ты тоже дух? – спросила она, чтобы не сидеть просто так и не разглядывать зачарованно его разорванный жилет и шрам на шее.
Он покачал головой.
– Я – драугр[1]. Иногда нас называют восставшими. То, как мы выглядим, зависит от того, как мы погибли. Я, например, слышал об одном драугре, который утонул и теперь ходит в образе утопленника. Должно быть, он постоянно простужен, потому что никогда не бывает сухим. А у меня раны никогда не заживают, иногда это прямо проблема. Не могу видеть кровь, понимаешь?
Эмили непроизвольно усмехнулась.
– И именно поэтому ты работаешь санитаром?
– С кровью у кого-то другого у меня проблем меньше. Тебе тоже стало бы не по себе, если бы ты посмотрела на себя и увидела огромную дыру в груди, в которой можно увидеть собственное сердце!
Усмешка Эмили исчезла так же быстро, как и возникла. В горле она ощутила ком и почувствовала холод, исходящий от неё самой, – холод смерти, которую она несла в себе.
– Даже не знаю, есть ли оно у меня.
– У тебя, конечно же, сердце есть, – заявил Рафаэль решительно, почти возмущённо. – В сердце живут мечты. И я уверен: этого у тебя более чем достаточно.
Он улыбнулся, и сейчас Эмили уже не помнила, как и почему так испугалась его в самом начале. Она больше не видела его синяков, и даже залитые кровью глаза не казались ей больше ужасными. Вместо этого девочка обратила внимание, что в этих глазах отражается лунный свет. Она улыбнулась Рафаэлю в ответ.
– Не могу понять, правда всё это или нет, – сказала она. – Сложно разобраться, что – сон, а что явь. Я имею в виду… – сижу тут, как дух, и разговариваю с оборотнем.
Рафаэль рассмеялся:
– Ты можешь гордиться этим. Таких, как я, совсем немного, меньше, чем можно предположить. Настоящие