Как упоительно предвкушение совершенства!
Тихо насвистывая, он закрепил вспышку и до того, как затрепетали ее веки, успел сделать первые три снимка.
– Хорошо. Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты пришла в себя. Медленно. Несколько крупных планов этого красивого лица… Все-таки глаза – самое упоительное в женщинах!
Когда ее глаза открылись, затуманенные болью, он быстро защелкал затвором.
– Прекрасно, просто прекрасно. Смотри сюда, прямо сюда. Вот так, малышка. Смотри в объектив.
Он с восхищением поймал момент, когда она постепенно начала понимать, что происходит, и в глазах ее отразился страх. Но стоило ей зашевелиться, он отложил камеру. Ее движения смажут отпечаток, а у него нет с собой более чувствительной пленки. Продолжая улыбаться, он поднял пистолет, лежавший на его аккуратно сложенных джинсах. И показал его ей.
– Теперь я хочу, чтобы ты не двигалась. Я хочу, чтобы ты лежала неподвижно, абсолютно неподвижно и делала все, что я прикажу тебе. Ты поняла меня, не так ли?
Слезы появились в ее глазах и заструились по щекам. Но она согласно кивнула: ужас затуманивал мозг, и, хотя она старалась лежать неподвижно, сильная дрожь сотрясала ее.
– Я хочу только сфотографировать тебя. У нас просто фотосъемка. Ты же не боишься, когда тебя фотографируют? Ты ведь такая красивая женщина.
Он отложил пистолет, снова поднял фотоаппарат и победно улыбнулся.
– Теперь вот чего я хочу от тебя. Согни колени. Ну же, вот так. И поверни их влево. У тебя красивое тело. Почему же нам не сфотографировать его в самом выгодном свете?
Она сделала то, что он приказал, но ее взгляд не отрывался от пистолета. Металл блестел, сверкал. Он просто хочет фотографировать, сказала она себе, еле дыша и содрогаясь. А потом он оставит ее в покое. Он уйдет. Он не причинит ей вреда.
Ужас набухал в ее глазах, окрашивал кожу в молочно-белый цвет и заставлял его тело бешено пульсировать от желания. Его руки задрожали, и он понял, что не может дольше тянуть, пора переходить к следующему этапу.
Когда он аккуратно положил камеру на рубашку, у него уже нестерпимо стучало в висках. Очень нежно он положил руку на ее горло и заглянул в глаза.
– Ты прекрасна, – прошептал он. – И беспомощна. Ты знаешь это, не правда ли? Ты ничего не можешь сделать. Я контролирую ситуацию. Вся власть в моих руках.
Шелковый кляп приглушал тихие рыдания. Когда его ладонь легла на грудь и сжала ее, женщина застонала, бешено замотала головой, дернулась, пытаясь освободиться.
– Это тебе не поможет! Чем больше ты сопротивляешься, тем мне приятнее. Попробуй закричать. – Он снова сжал ее груди, затем наклонился и стал кусать их. – Кричи, черт побери. Кричи.