Юность нового века (Архангельский) - страница 49

— Мы-а — ма! Ма-ма! — громко читала Поля Бобылева, а за ней Настя Чернышева. Им было радостно, что они сложили такое понятное, родное слово!

На первой переменке Димка заскучал и едва не заплакал. Мальчишки из первого класса толкали его в бок и дразнили:

— Бабник! Бабник! С девчонками сидит! Ты с ними в куклы играй!

Колька стал защищать Димку, и не миновать бы драки, да Евсеич вовремя позвонил.

А когда вошли в класс, Димка за парту не сел.

— Это что такое, Шумилин? — спросил учитель.

Вся школа затихла и ждала, что будет.

— Не сяду с девчонками. Ребята смеются!

— Садись!

Димка угнул голову в плечи. Встала Поля, чтобы дать ему пройти. Но он не шел.

— Садись!

Димка поднял глаза на Михаила Алексеевича, но с места не сдвинулся.

— Ну, я покажу тебе, гадкий мальчишка! — Учитель схватил Димку за шиворот и так развернул в проходе, что новые яловые сапоги с подковками загремели об парту. — Я тебя приучу к порядку! — слегка поддал учитель коленом. — Сиди тут! — и он присадил Димку на самый край задней скамейки возле Кольки и двух его товарищей. — Ты у меня наплачешься! — и деревянная линейка учителя тяжело и обидно опустилась на Димкину шею.

Кто-то вздохнул, кто-то загремел партой.

— Ми-ша! — гневно сказала Анна Егоровна и с сердцем захлопнула классный журнал.

— Ладно, ладно! — Учитель почти побежал к своему столику.

И урок начался. Разноголосо зашумела школа. И каждый был занят своим делом. Но еще долго Димка ловил на себе какие-то непонятные взгляды ребят.

Он закусил губы, чтобы не зареветь, и тесно прижался к Кольке, у которого так и колотилось сердце под белой рубашкой. Локоть свисал с парты, писать было неудобно, но колышки получились хорошие и бронзовое перо совсем не делало клякс.

После шестого звонка Димка надел сумку и собрался идти домой. Толстый Витька остановил его возле двери и сказал громко, чтобы слышали все:

— Эй вы, мелюзга! Шумилина больше не задевайте! А то — во! — и он показал увесистый кулак.

Димка иногда считал и себя виноватым, но больше винил барина: навернул его черт в это лето не к добру!

Только замыслят ребята какое-нибудь дело поживей да похитрей, непременно наскочат на барина. А уж тот придумает такую каверзу, что без слез и не обойдешься. И все потому, что занедужила старая генеральша.

Она прикатила к Николе вешнему на вороной тройке. Но ни разу не показалась под зонтиком на широком балконе. А потом прошел слух, что подалась она куда-то на теплые воды.

Молодой барин так развернулся без маменьки, что жизнь в селе пошла кувырком.

С утра до вечера мотался он по улицам то в сером пиджаке до колен с разрезом сзади, то в легкой шелковой рубахе, расшитой черными петухами: строил!