Грин фыркнул:
– Не вижу оснований спешить.
– Что ж, меня это очень устраивает. Вам ведь еще нужно отсортировать неидентифицированные отпечатки… Понадобится время, чтобы отбросить все лишнее.
– Конечно. Двое суток, а может, и все трое, если возникнут проблемы с оборудованием, и если исследовать другие нити.
– У меня много информации о Джулианне Данн. Потяните время, и я пришлю вам все, включая личные заметки.
– Я всегда работаю тщательно и не люблю торопиться. А прежде чем беспокоить занятых федералов, лучше аккуратно упаковать все, что у вас есть, и перевязать ленточкой. Когда дело дойдет до разговора с федералами, я сначала свяжусь с вами и, если надо, дам вам дополнительное время.
– Спасибо.
– Кэмбелл был хорошим человеком. Желаю вам успеха, лейтенант, и можете не сомневаться, что денверские копы всегда помогут вам упрятать эту стерву так глубоко, чтобы она больше уже не смогла выбраться.
Завершив пересылку данных Грину, Ева встала, подошла к окну и посмотрела на дом напротив.
«Ты наблюдала за мной, но видела только то, что тебе хотелось, – думала она. – Сестры, вот еще! Нас с тобой не связывает ничего, кроме убийства».
Прислонившись бедром к узкому подоконнику, Ева пыталась привести в порядок мысли, одновременно наблюдая за дирижаблем, который рекламировал жилые дома на побережье Джерси.
Ева однажды провела очень странный и очень пьяный уикенд с Мевис на джерсийском побережье. Мевис предавалась сентиментальным воспоминаниям о том, как когда-то летом работала на пляже, облапошивая простаков. Всего пару лет назад Ева арестовала ее за то же занятие на Бродвее.
«Вот уж сестра так сестра!» – думала Ева. Мевис меняла свою внешность чаще, чем подросток трусы. Джулианна теперь делала то же самое, но не ради требований моды. Хотя, возможно, это тоже играло роль. Еву всегда озадачивало женское стремление переделывать себя, экспериментировать со своим обликом. Чтобы привлечь кого-то? Может быть. Но в основном – чтобы удовлетворить собственную жажду перемен, желание видеть в зеркале все новые и новые отражения.
Когда дело доходило до возни с прическами и косметикой, Ева чувствовала, что на ее личность кто-то посягает. Но ведь большинству женщин нравилось заниматься своей внешностью. Должно быть, в тюрьме Джулианне этого недоставало. Косметический салон в Докпорте едва ли мог ее удовлетворить.
Стала бы она рисковать, компенсируя это здесь, в Нью-Йорке? «Вряд ли, – думала Ева. – Джулианна не настолько глупа, чтобы являться к косметологу в том же городе, где она убивала, и где ее лицо демонстрируют на всех экранах». Люди, которые работают с лицами, волосами и телами, запоминают их. Сколько раз она слышала, как Мевис и ее жуткий косметолог Трина болтают об этом.