Тихо, серьезно, Лорен обрисовал положение дел так, как видел его, описывая свои планы и свои промахи. Дэмиен осознал, что Лорен позволяет ему увидеть ту часть себя, которой никогда не делился раньше, и он обнаружил себя втянутым в сложности политики, несмотря на то, что ощущение казалось новым и немного разоблачающим. Лорен никогда не делился своими мыслями вот так — он всегда держал свои планы при себе, принимая решения в одиночку.
Когда появились слуги, чтобы забрать блюда со стола, Лорен проследил, как они вышли, и затем посмотрел на Дэмиена. В его словах звучал не заданный вопрос.
— Ты не держишь рабов среди домашней прислуги.
— Даже не знаю почему, — ответил Дэмиен.
— Если ты забыл, что нужно делать с рабами, я могу рассказать тебе, — сказал Лорен.
— Тебе ненавистна мысль о рабстве. Тебя выворачивает от нее. — Дэмиен произнес это, как констатацию факта. — Будь я кем-то другим, ты бы освободил меня в первую же ночь. — Он заглянул в лицо Лорену: — Когда я спорил насчет рабства в Арле, ты не пытался меня переубедить.
— Это не тема для обмена мнениями. Здесь нечего обсуждать.
— В Акиэлосе будут рабы. Такова наша культура.
— Я знаю.
Дэмиен спросил:
— Разве питомцы с их контрактами так отличаются? У Никаиса был выбор?
— У него был выбор бедняка, не имеющего другого выхода, чтобы выжить; выбор ребенка, бессильного по отношению к старшим; выбор человека, когда его Король отдает ему приказ, что, по сути своей, вообще не выбор; и все же это больше, чем дано рабу.
Дэмиен снова ощутил изумление от услышанных только что личных взглядов Лорена. Он подумал о нем, помогающем Эразмусу. Он подумал о нем, навещающем девочку в деревне и учащем ее трюку с ловкостью рук. Впервые перед ним промелькнул образ того, каким Лорен будет королем. Он увидел его не как неопытного племянника Регента, не как младшего брата Огюста, а как его самого — талантливого юношу, слишком рано брошенного к власти и принявшего ее, потому что ему не было дано выбирать. Я бы служил ему, подумал Дэмиен, и сама эта мысль была маленьким разоблачением.
— Я знаю, что ты думаешь о моем дяде, но он не… — Начал Лорен после паузы.
— Не?
— Он не навредит ребенку, — продолжил Лорен. — Твой это сын или Кастора, это средство воздействия. Это средство воздействия, которое можно использовать против тебя, против твоих армий и против твоих людей.
— Ты имеешь в виду, что мне больше боли причиняет то, что мой сын жив и цел, чем причиняло бы, будь он изувечен или мертв?
— Да, — ответил Лорен.
Он произнес это серьезно, глядя Дэмиену в глаза. Дэмиен ощутил, как каждая мышца в его теле натянулась от попытки не думать об этом. Не обдумывать другую, темную мысль, ту, которую нужно любой ценой избежать. Вместо этого он старался думать о пути вперед, несмотря на то, что это казалось невозможным.