Он обращался к Лорену. На это Лорен ответил, что, начиная с этого момента, любой Виириец, ударивший Акиэлоссца, будет казнен. Он верит в честность Акиэлоссцев, сказал он. Только трус может ударить человека, которому не позволено ударить в ответ.
Это было все равно, что наблюдать, как кабан пытается охватить необъятную небесную синь. Дэмиен помнил это ощущение, когда ты против воли подчиняешься Лорену. Лорен никогда не нуждался в использовании физической силы, чтобы заставить людей подчиниться себе, как не нуждался и в любви своих людей, чтобы добиться своего. Лорен добивался, потому что, когда люди пытались ему сопротивляться, то, изящно переигранные, понимали, что не могут.
И, действительно, роптали лишь Акиэлоссцы. Люди Лорена проглотили этот союз. На самом деле, то, как они говорили о своем Принце теперь, не слишком существенно отличалось от того, как они говорили о нем раньше: холодный, как ледышка, за исключением того, что теперь он был достаточно холодным, чтобы трахнуться с убийцей своего брата.
— Присяга должна проводиться по традиции, — сказал Никандрос. — Праздник на всю ночь для генералов, ритуальные игры, показные бои, и октон. Мы соберемся в Марласе. — Никандрос воткнул еще одну фигурку в песчаную карту на столе.
— Сильная позиция, — говорил Македон. — Сам по себе форт неприступен. Его стены никогда не знали брешей, только были сданы.
Никто не смотрел на Лорена. Но не имело значения, даже если бы они смотрели. Выражение его лица не говорило ни о чем.
— Марлас — крупномасштабный оборонительный форт, такой же, как и Фортейн, — позже обратился Никандрос к Лорену. — Достаточно большой, чтобы вместить обе наши армии, там внушительные внутренние казармы. Ты увидишь его потенциал, когда мы туда доберемся.
— Я был там раньше, — сказал Лорен.
— Значит, ты знаком с местностью, — ответил Никандрос. — Это все упрощает.
— Да, — сказал Лорен.
Позже Дэмиен взял свой меч и вышел за пределы лагеря, чтобы потренироваться. Среди зарослей деревьев он нашел понравившуюся ему поляну и начал тренировку, которую повторял каждую ночь.
Здесь ничто не ограничивало его мастерство. Он мог тренироваться не сдерживаясь, ударять, поворачиваться, заставлять себя двигаться быстрее. В теплом воздухе ночи его тело быстро покрылось потом. Он заставил себя работать жестче, погрузившись в нескончаемые движения, действие и реакцию, которые замыкались на теле.
Он вложил все, что чувствовал, в физическое, в подражание сражению. Он не мог стряхнуть это чувство. Оно ощущалось непрекращающимся давлением. Чем ближе они подходили туда, тем сильнее оно становилось.