Открыв глаза, я вижу, как он скатывается на пол; надо мной стоит она, а в руках у нее деревянный стул.
– Ханна! – вскрикиваю я.
– Прости, – говорит она, губы у нее дрожат. – Прости меня.
Пол не двигается.
– Все хорошо, – говорю я, поднимаясь на ноги. – Тебе не за что извиняться, милая. Теперь все кончено. Все кончено.
Словно в тумане я смотрю на его лежащее тело. Он не двигается, но, наклонившись, я слышу слабое дыхание. Хорошо. Я хочу, чтобы он поплатился за содеянное. Схватив веревку, которой была связана Ханна, я связываю ему руки.
– Кейт.
Салли. Я подбегаю к ней; когда я беру ее за руку, наверху раздаются шаги, и я испытываю облегчение.
– Все хорошо, – говорю я. – «Скорая» уже здесь. Сейчас тебя осмотрят, и сразу станет легче.
– Нет, – выговаривает она, сжимая мою руку. – Не могу дышать.
Ее веки тяжелеют, и кожа становится холодной.
– Можешь, – говорю я, поглаживая ее по рукам, чтобы согреть. – Все кончено, Салли. Ты теперь в безопасности. Обещаю.
Она смотрит на меня. Глаза у нее стекленеют. Я знаю этот взгляд. Так же смотрел на меня Нидаль, когда я подняла его с тротуара.
– Нет, Салли! – кричу я, неистово растирая ее руки. – Не умирай! «Скорая» уже здесь! Ханна здесь, и у тебя такой прекрасный внук. У тебя есть столько причин, чтобы жить.
– Прости, – улыбаясь, говорит она. – Прости меня.
– За что простить? – ласково спрашиваю я. – Тебе не за что извиняться.
– Надо было тебя впустить, – дрожащим голосом говорит она. – Тогда в саду… надо было тебя впустить… Он сказал… Прости.
– Все хорошо, – говорю я. – Это уже неважно.
И я правда так думаю. Все обиды, что разделяли нас с Салли, вдруг растаяли. Мы обе были жертвами нашего отца, только по-разному. Как же я раньше этого не замечала?
– Есть тут кто?
Голос. Женский. Сверху.
– Да! – кричу я. – Вниз по ступенькам! Быстрее!
– «Скорая» уже здесь, Салли, – говорю я, поворачиваясь к ней. – Салли?
Она неподвижна. Совершенно неподвижна.
Я хватаю ее и начинаю трясти.
– Салли, проснись! – кричу я. – Пожалуйста, проснись. «Скорая» здесь!
Я слышу шаги, кто-то спускается по деревянным ступенькам.
– Нет! – кричу я. – Не умирай! Проснись!
– Мисс, прошу вас отойти, – говорит женский голос у меня за спиной. – Вам придется ее отпустить.
Я делаю, как велит женщина, и смотрю, как тело Салли окружают врачи «Скорой помощи». Но реанимационный набор, который они принесли с собой, лежит, ненужный, на полу. Они смотрят друг на друга, а затем на меня. Вместе с этим взглядом приходит осознание, и мой крик наполняет подвал, сад и весь этот проклятый город.
46
Я сижу в больничном коридоре и жду, пока врачи закончат осматривать Ханну и Дэвида. Увидев полицейских, Дэвид начал трястись и не мог успокоиться до самой больницы. Его и Ханну отвели в отдельную палату, и всю ночь один за другим к ним заходят доктора и социальные работники. Медсестры принесли мне чаю и предложили осмотреть мой лоб, но я отказалась. Пусть боль будет мне наказанием. За то, что не смогла ее спасти – никогда себе этого не прощу.