– Есть новости от Ханны? – спрашиваю я, когда Салли возвращается с напитками. Я заранее знаю ответ, но чувствую, что должна спросить. Она протягивает мне стакан воды, берет свою кружку с чем-то, по запаху подозрительно похожим на вино, и садится на диван напротив меня. Трясущимися руками подносит кружку к губам и жадно глотает.
– Есть только одна причина, почему Ханна могла бы выйти на связь или вернуться, – говорит она, прижимая кружку к груди. – Чтобы увидеть бабушку. Теперь, когда мама умерла, можно сказать, что Ханна тоже.
– Но Ханна не знает, что мама умерла, – говорю я ей. – Откуда?
– Это первое, что она спросила, когда позвонила в прошлый раз, – не слушая меня, с горечью продолжает Салли, – «Как бабуля?» Не «как у тебя дела? Извини, что заставила волноваться». Нет, ее интересовала только ее проклятая бабуля.
– Они были очень близки, – говорю я. – Ее можно понять. Она должна знать, что произошло. Мама бы хотела, чтобы она знала.
Салли трясет головой.
– Если бы ты только знала женщину, которую знала я, – говорит она. – Такое чувство, что у нас с тобой разные матери. Она превратила мою жизнь в ад. Что бы я ни делала, все плохо. Ты сдала все экзамены и стала известной журналисткой. Ты была ее любимицей. В то время как я только и смогла, что родить, но даже тут, по ее мнению, я умудрилась налажать по полной.
– У тебя есть Пол, – говорю я ей. – Он хороший человек.
– Да что ты знаешь?! – вспыхивает Салли. – Мы с Полом? Все кончено. Он теперь и дома-то не бывает. Видеть меня не может.
Я не могу больше смотреть, как она себя жалеет.
– Разве можно его в этом винить, Салли? Не так-то просто жить с алкоголичкой. Тебе ли не знать. Ты ведь в курсе, что есть места, куда можно обратиться за помощью?
– Ох, не наседай на меня, – говорит она, резко вставая с кресла. – Ты заявляешься спустя столько лет и думаешь, что можешь указывать мне, что делать? Мы уже не дети, Кейт. Я могу сама решить.
Взяв кружку, она идет на кухню. Я слышу, что она наливает себе еще, и сердце у меня сжимается.
– Так что насчет Ханны? – спрашиваю я, когда она возвращается. – Если бы ты попыталась с ней связаться, протянула оливковую ветвь, может, вы бы и помирились.
– Ха, – говорит она с ухмылкой, так похожей на отцовскую, что у меня по коже пробегают мурашки. – Думаешь, Ханне есть до меня дело? Не смеши меня. Она терпеть меня не могла. Заявила, что я сломала ей жизнь. Только этого мне не хватало, чтобы эта девчонка вернулась и начала все усложнять. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Но она же твоя дочь, – возражаю я, делая глоток воды, чтобы успокоиться. – Ты ведь наверняка хочешь знать, что с ней все в порядке.