Церемониться папа не стал, убежденный стараниями Антония, тотчас открыл мошну. За десять лет до истечения века близ Болоньи начал строиться космодром. Как раз там, где состоялся памятный многим вселенский собор, утвердивший положения всеобщей, нерушимой, истинной католической религии.
Денег на благое дело не жалели. Все, что вывозилось из Вест-Индии, шло на постройку стартовой площадки и корабля по проекту самоучки Ивана Лухманова. Если папа Климент заболевал какой-то идеей, то вынь да положь она должна быть осуществлена. Сам Лухманов вскорости вступил в «Общество Иисуса», а после такого поступка ему были открыты все двери и все кубышки. Стройка продолжилась с новой силой.
За каких-то девять лет все было подготовлено: и стартовый комплекс и сам небесный странник. Первый испытательный полет, беспилотный, разумеется, прошел как нельзя более успешно, корабль взмыл ввысь и скрылся в облаках. По слухам, приземление его произошло неподалеку от намеченной точки на севере Скандинавии. Спускаемый аппарат сел в целости и сохранности и был частично разворован местными жителями задолго до прибытия папского нунция.
Волей-неволей встал вопрос о финансировании первой экспедиции на Луну.
К чему это привело – нетрудно догадаться.
Мюльбергера, как заварившего всю эту кашу, сделали капитаном-командором корабля. Рудольф II поспорил, повозражал, но был вынужден уступить натиску папы, лично подобравшего в экспедицию и самого уважаемого и решительного инквизитора, так, на всякий случай.
Остальным следовало заниматься делами, привнесенными в задание членов экипажа курией: на брата Иосифа возлагалась ответственность за воздвижение Креста Господня на Луне и освящение оной от лица всей римско-католической церкви.
– Вторая ступень отошла, – донесся голос Ивана. Корабль освободился от балласта, включавшего в себя железную цистерну огромных размеров и людской отсек с двумя кочегарами. Они приземлятся, видимо, где-то на севере Ливонии. Потом их вернут обратно в Болонью, отблагодарят как следует. А пока им еще только предстоит раскрытие парашюта и долгий полет вниз и, по возможности, посадка.
Остальных же продолжает мучить перегрузка. Сколько же она длится? Барон взглянул на часы. Сейчас половина первого. Не может быть! Так мало!? Мюльбергер забормотал молитву, но не закончил ее, погрузившись полностью в ощущения, вызванные страшной тяжестью во всем теле.
Когда командор окончательно пал духом, не представляя, когда же, наконец, подъем закончится, «Марию Магдалину» резко тряхнуло так, что мгновение казалось, будто она разлетится на куски. Донесшийся до барона голос сообщил: