— Что?! Ты что, — спросил он, с трудом ворочая языком, — куришь, что ли?!
— Курю, — ответил профессор, выпуская в лицо Ломизе струю дыма.
— А я… А я — ничего… Как это?!
— Подожди… Постой… — Профессор с изумлением смотрел на Ломизе. — Как же твой нюх?
— А ничего! — закричал Ломизе. — Ничего! Не надо операций! Не надо!
— Смотри-ка, все прошло!
— Все! — орал Ломизе. — Свобода! К черту кафель! К черту кушетку! Будем жить!
Ломизе схватил со стола пустую бутылку и запустил ее в стену.
— Друг! — закричал он. — Давай гулять! Сегодня праздник! Давай позовем женщин! Пусть они будут вонючими! Все равно! Свобода!
Ломизе вскочил со стула, но поскользнулся и рухнул на пол.
Никто, конечно, к ним не приехал.
Наутро, когда Ломизе проснулся, профессора в комнате не было.
Ломизе лежал на полу. Он повернул голову, и в нос ударил резкий, отвратительно-кислый запах.
Ломизе потерял сознание.
Они сидели у окна, и занавеска, отделявшая их от большого уличного пространства, колебалась. Она даже время от времени всасывалась в комнату и реяла над столом, но на чашки, на графин с квасом улечься не осмеливалась, предпочитала снова высунуться в проем рамы, попробовать того воздуху.
— И что? Это сейчас… — говорил гость, плотный человек в мягкой теннисной рубашечке, с толстыми приятными усами. — Это сейчас, летом, когда все женщины красивы, вообще полуобнажены, она, конечно, представляется тебе… А ты бы глядел зимой-то, зимой! Во времена белых кож, двойных штанов, всяких хронических бронхитов. Ведь у нее же эти штуки к вискам…
— Какие штуки? Что ты? — перебил хозяин.
— Ну, штуки, складки эти, стрелки. Морщится когда она и смеется — видно.
— Так что же? Это у всех.
— Но не должно этого быть. Не должно. Ты паспорт ее смотрел?
— Нет… вроде бы. Зачем бы мне?
— Как можно! Ты даже не знаешь, так ли ее зовут, как она объявила. Столько ли ей лет. Такова ли ее прописка…
— Я доверяю, — сказал хозяин, уже начиная грустить.
— Да! — закричал гость. — Ты доверяешь. Но она не доверяет тебе, раз не показала паспорт! И не спросила твой? Сознайся? Ведь нет?
— Нет.
— Ты безалаберен. Она безалаберна. Нет! Нет! Прошу, порви с нею. Ради блага вас двоих, ради твоего и ее будущего счастья!
И с этими словами гость взял чашку, налил в нее квасу, поднес ко рту и уж совсем было глотнул, как вдруг взял и брызнул на хозяина — на манер, знаете, тот, каким смачивают белье во время глаженья. То есть гость окутал голову и плечи хозяина квасным облаком.
Тут штора, заметив происходящее, бросилась в комнату и накрыла наконец собеседников.