– Да, – ровным голосом подтвердила Миранда. – Я протестировала «Давида», надлежащим образом оформила все бумаги. Я прекрасно это помню, Эндрю. Ты тоже принимал участие в работе.
– Да, да. Но куда все делось? Страховая компания отказывается платить без документов, удостоверяющих подлинность; наша мать грозится приехать и разобраться, как это нам удалось потерять не только ценнейший экспонат, но и документацию на него; Кук смотрит с явным подозрением.
– Прости, что бросила тебя одного со всем этим. – Миранду охватило искреннее раскаяние. – Эндрю, пожалуйста, не надо! – Она забрала у него стакан. – Я не могу разговаривать с тобой, когда ты пьян. Он улыбнулся, на щеках появились ямочки.
– Я еще не пьян.
– Ошибаешься. – Кому, как не ей, в этом разбираться. – Тебе необходимо обратиться к врачу.
Ямочки исчезли. Господи боже, с раздражением подумал Эндрю. Ну конечно, только этого ему и не хватало.
– Мне сейчас нужны сочувствие и понимание! – Он сердито вырвал стакан и выпил его залпом. – Ах, ты сожалеешь, что бросила меня одного. Но ведь бросила же! У меня были кошмарные дни: надо было вести бесконечные беседы с полицией, выбивать чечетку перед нашими родителями, да и весь институт на мне. Если я выпил после всего этого безумия, то никто не смеет меня винить!
У нее защемило сердце.
– Я люблю тебя. – Ей трудно было произнести эти слова, потому что они с братом никогда их друг другу не говорили. – Я люблю тебя, Эндрю, а ты убиваешь себя у меня на глазах. Я не в силах это выносить.
Стоящие в ее глазах слезы и дрожащий голос разозлили его.
– Прекрасно. Я буду убивать себя в одиночестве. Тогда ты не будешь совать нос в мои дела. – Он схватил бутылку и вышел.
Как же он ненавидел себя за то, что огорчил единственного человека на свете, который был ему дорог. Но, черт побери, это его жизнь.
Эндрю распахнул дверь своей комнаты, не замечая стоявшего там запаха перегара. Сел в кресло и стал пить прямо из бутылки.
Имеет он право расслабиться? Да или нет? Он много работает – и хорошо работает, – так почему он не может залить свою печаль парой глотков?
Или парой дюжин глотков, пьяно подумал он. А кто считал?
Его, правда, немного беспокоили провалы во времени, когда он ничего не помнил, вроде как помутнение рассудка. Но это, наверное, последствия стресса, а хорошая выпивка – лучший способ вылечиться от стресса.
Уж он-то точно знает.
Он убеждал себя, что тоскует по бывшей жене, хотя ему все труднее было вспомнить ее лицо или голос. Иногда, когда он был трезв, он с отчетливостью видел истинное положение вещей. Он больше не любил Элайзу, а может, даже – никогда не любил. И он пил, чтобы заглушить эту правду – иначе как бы он убедил себя, что страдает от тоски и одиночества.