Палящие солнце поднималось всё выше и выше в небе. Крики сгорающих вестников смерти доносились до Луциана, как и запах горящей плоти. Крики умирающих вампиров заглушили даже ругань брата Амвросия.
Его сапоги стучали по лесной почве. Луциан погрузился в лес, ища спасительную тень для Сони. Даже сейчас он слышал всхлипывание, доносящиеся из гобелена, когда лучи неустанного солнца проникали сквозь толстую ткань через бесчисленные маленькие дырочки. Луциан знал, что должен немедленно найти убежище для Сони.
Но где? Замок Корвинуса был на расстоянии многих миль отсюда, и эта местность была незнакома Луциану. А случайно найти заброшенную хижину или пещеру было нереально. Луциан искал в памяти подходящее убежище, которое возможно им встречалось по пути к крепости.
Выветрившейся придорожный храм предстал перед его мысленным взором. Кажется, Сорен говорил что— то о монастыре в этом районе, где— то на северо— западе?
«Мы должны попробовать добраться туда», — заключил Луциан, хотя ненавистная иеремиада брата Амвросия еще звенела в его ушах. Монастырь смертных, казалось, вряд ли был подходящим убежищем для беглых вампира и ликана, но Луциан не видел лучшей альтернативы. Дневной свет создает большую угрозу для Сони, чем любой монах.
Он услышал, как группа кричащих людей вошла в лес вслед за ним. «Он пошел сюда!» – кричал пылкий голос своим товарищам, — «Не дайте ему уйти».
«Дневной свет делает смертных смелее», — понял он. Достаточно смелыми, чтобы преследовать нас, даже в глубину леса. Луциан продолжал бежать, не замедляясь ни на секунду, хотя при каждом шаге серебро в его плоти отдавалось жгучей болью по всему телу. Он хотел выдернуть арбалетный болт со спины, но у него не было времени, чтобы сделать это. Нужно было оторваться от преследовавших их людей.
Охота началась. И он, и Соня были жертвами, но Луциан не желал сдаваться на милость этим убийцам демонов.
«Я найду убежище для своей любимой», — поклялся он, — «Даже если мне придется убить каждого монаха в этом монастыре!»
Гневные крики разносились по лесу, вдогонку убегающему Луциану. Каждый его шаг сопровождался шумом ломающихся кустов под его тяжёлыми ботинками. И вдруг перед ним возник монастырь Святого Валпурга — строгое кирпичное здание, отличающееся остроконечными крышами и примыкающей к нему церковью. Витражи украшали верхние этажи монастыря, скульптура Мадонны с младенцем смотрела на него из ниши над входом в церковь. Тишиной веяло от колокольни в задней части часовни.
Луциан остановился, чтобы отдышаться. Из— за тяжести его драгоценной ноши, и стрелы, торчащей из спины, даже его бессмертная выносливость была на исходе. Серебряные наконечники горели в его плоти, будто ему засунули под кожу раскаленные угли, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли. Луциан обливался потом под лучами утреннего солнца, палящего ему голову и плечи. На вершине деревьев сладко пели птицы, словно издеваясь над его страданиями.