— Что ты! Что ты! воскликнула въ ужасѣ Таня. — Развѣ возможно подумать, чтобы Богу, милостивому Создателю нашему, не молиться!
— О чемъ я буду молиться? возразила Глаша холодно.
— Да хотя о матери, чтобы Господь послалъ ей здоровье.
— Я молилась о Ванѣ, а онъ умеръ! сказала Глаша.
— А знаешь ли, какой это грѣхъ! Вѣдь ты ропщешь! Ропщешь на Господа, давшаго тебѣ столько благъ.
— Особенно велики блага теперь, — сказала Глаша съ горестью: — братъ умеръ, мать тяжко больна.
— Особенно велики надъ вами милости Господа, — сказала смиренно и умиленно Таня, и въ голосѣ ея слышались слезы — Ваня у Господа; чистая душа его, сердце доброе угодило, видно, Богу, и Онъ призвалъ его къ Себѣ, а тебѣ Онъ оставилъ отца добродѣтельнаго, мать нѣжную, брата добраго, словомъ, любящую семью. Благодари Его, а не ропщи. Мой отецъ говоритъ часто: „люди просить у Бога умѣютъ, а благодарить не знаютъ; роптать горазды, а смириться не склонны“. Онъ говоритъ правду. Что мы имѣемъ, того не цѣнимъ, чего не имѣемъ, о томъ не въ мѣру скорбимъ и сокрушаемся.
— Все это говорить легко, — сказала Глаша угрюмо.
— Мнѣ не легко говорить: я вѣдь и люблю тебя и сердечно о тебѣ сожалѣю; что же касается отца моего, то ему тоже ужъ куда какъ не легко.
— Онъ священникъ, — сказала Глаша, — и его долгъ научать и наставлять, онъ это и дѣлаетъ; но я не вижу отчего ему такъ не легко.
— Вотъ то-то и есть, — сказала Таня съ укоромъ, — что ты на слова больно скора: не разсудишь и рѣшишь. Жизнь отца моего не по маслу текла, и не мало принялъ онъ горя, но всегда умѣлъ покориться, смириться и благодарить Бога. Онъ въ дѣтствѣ лишился отца и матери, выросъ сиротою въ домѣ суроваго дяди, въ бѣдности учился въ семинаріи, — школѣ еще болѣе суровой, чѣмъ домъ дяди. Онъ женился и нѣжно любилъ мою матушку, но счастіе ихъ было коротко: онъ ея лишился и остался одинокъ. Видишь, жизнь была его не легкая. Къ этому сердечному горю прибавь и постоянные житейскія заботы и труды. Денегъ у него очень немного, а трудовъ очень много. Но зато благодать съ нимъ.
— Что ты называешь благодатью? сказала Глаша.
— Отецъ считаетъ благодатью миръ душевный, спокойствіе совѣсти, способность и желаніе молиться, утѣшаться молитвою и душу свою возносить къ Богу съ чувствомъ глубокой благодарности. Отецъ говоритъ, что рожденіе и смерть въ волѣ Божіей. Ему одному вѣдомо, чтò, зачѣмъ, почему? Нашъ умъ коротокъ, но душа наша въ чувствахъ своихъ безгранична. Душою мы можемъ многое понять, многое угадать; сильная вѣра, вѣра безусловная есть наше утѣшеніе, наша сила, наша мудрость и отрада! Вотъ что всегда говорил отецъ. Да и мало ли чего благого, утѣшительнаго наслышалась я отъ него. Мы посланы на сію землю не для счастія, не для радости, а для исполненія долга и для усовершенствованія себя. Претерпѣвый до конца, сказано въ Евангеліи, тотъ спасенъ будетъ! Все это въ самыя горькія минуты жизни говоритъ мнѣ отецъ.