Изъ кабинета раздавался громкій и раздражительный голосъ Ракитина.
— Я даю тебѣ мое слово, что ты отъ меня не получишь ни копейки больше. Вчера я заплатилъ все сполна, все, о чемъ зналъ, но если есть еще долги, признавайся сейчасъ, ибо впредь я не заплачу ни гроша.
— Но, папа, у меня денегъ нехватаетъ; при моемъ положеніи я не могу тратить такъ мало. Мое жалованье ничтожно.
— Какое положеніе? воскликнулъ Ракитинъ запальчиво. — Какое? Я желаю знать!
— Я сынъ милліонера и могу потягаться съ любымъ вельможей и аристократомъ. У нихъ имя, у меня деньги, по-моему это лучше и важнѣе. Но при деньгахъ необходима и затрата.
— Во-первыхъ, деньги не твои, а мои, и нажиты моимъ трудомъ; во-вторыхъ, въ твои лѣта…
— Что жъ? Я — совершеннолѣтній, могу позволить себѣ всѣ удовольствія, а они стоятъ дорого. Катанья, ужины, театры — все обрывается на мнѣ. Поѣдемъ въ складчину, а заплачу я, да еще норовятъ взять взаймы и берутъ — сказалъ Анатоль гордо и негодуя.
— Это показываетъ, съ какими ты людьми сошелся. Стало-быть, это — стадо негодяевъ и тунеядцевъ. Притомъ тебѣ надо учиться, а не пропадать по цѣлымъ вечерамъ въ очень плохомъ обществѣ.
— Да я учусь, но не могу же я жить безъ удовольствій! Я привыкъ къ нимъ и въ деревнѣ, и ты самъ говорилъ, что желаешь, чтобы я веселился. Я былъ воспитанъ въ роскоши и съ твоими доходами…
— Я не хочу давать тебѣ больше, чѣмъ назначилъ, — я даю довольно.
— Стало-быть это твой капризъ.
— Нѣтъ, а только разумъ. Я нажилъ и не хочу, чтобы ты съ ранней молодости расточалъ то, что нажито моимъ трудомъ. Притомъ излишекъ удовольствій предосудителенъ, а у меня жена и другія дѣти. Я не могу позволить одному сыну проживать безъ пути то, что должно принадлежалъ другимъ.
— Я не виноватъ, что домъ нашъ и хозяйство стоитъ такихъ огромныхъ суммъ. Не ты ли говорилъ всегда, что нажилъ для нашего удовольствія.
— Но не для разоренья, — этого я не потерплю.
Анатоль улыбнулся.
— Лишняя тысяча не разоритъ тебя. Что тебѣ значитъ накинуть тысячу, другую…
— Ничего не значитъ, но я не хочу. Это противно моимъ правиламъ. Я сказалъ уже, что я даю достаточно, и если ты надѣлаешь долговъ, — я удалю тебя изъ Москвы. Слышишь? Слово мое крѣпко.
— Какъ хочешь, воля твоя, не пришлось бы пожалѣть о крѣпкомъ словѣ, — сказалъ Анатоль сердито и вышелъ изъ кабинета отца.
Увидя Сережу, стоявшаго въ концѣ залы, онъ подошелъ къ нему и поздоровался съ нимъ.
— Вотъ и ты! воскликнулъ Анатоль, напуская на себя веселость, которая давно его покинула: — насилу пришелъ. Тебя совсѣмъ не видно! Погрязъ въ книгахъ и въ домашнихъ дрязгахъ. Я слышалъ — у васъ идетъ неурядица!