Ведетъ туда, гдѣ вѣтръ не дышитъ
И въ высотахъ и въ глубинахъ;
Гдѣ ухо льдовъ лишь гулы слышитъ,
Катящихся на крутизнахъ.
Ведетъ — и скрытъ ужъ въ мракѣ гроба,
Ужъ съ хладнымъ смѣхомъ шепчетъ злоба:
Погибъ средь дерзкихъ онъ путей!
Но россу гдѣ и что преграда?
Съ тобою Богъ! — и горъ громада
Раздвиглась силою твоей.
— Славно! закричалъ Сидоръ Осиповичъ, пришедшій въ восторгъ. — Вотъ сочинитель! Вотъ стихотворецъ! Одинъ единственный, несравненный! Въ молодости моей былъ у меня пріятель въ Ростовѣ, семинаристъ Вознесенскій, говорилъ онъ стихи бойко, съ чувствомъ…
— Съ разстановкой, — перебилъ отца Анатоль не безъ насмѣшливости.
Отецъ не смекнулъ насмѣшки, не зная, быть можетъ, стиха Грибоѣдова; но Зинаида Львовна нахмурилась и неласково глянула на черезчуръ бойкаго сына.
— Да, смѣйся, — сказалъ добродушно Сидоръ Осиповичъ сыну. — Умница былъ этотъ Вознесенскій, ученъ, но съ пути сбился и погибъ гдѣ-то. Я тогда былъ ужъ въ Сибири, послѣ узналъ, а то бы не допустилъ его до бѣды. Бывало, отлично провозглашалъ Державина и собирался въ діаконы, но ему до тебя далеко! Ты говоришь не въ примѣръ лучше. Не правда ли, ваше превосходительство? мой Анатолій молодецъ!
Адмиралъ улыбнулся.
— Да, у него, кажется, память огромная, и если будетъ учиться прилежно, то и усвоитъ многое. Большая память — большая подмога.
— Его большая память вредитъ ему, — сказала Зинаида Львовна: — ему все легко дается, онъ мало трудится и труда не любитъ; это бѣда.
— Вотъ всегда такъ, — сказалъ Сидоръ Осиповичъ съ легкой досадой. — Моя благовѣрная любитъ корить родныхъ дѣтей и завсегда пуститъ ложку дегтю въ бочку меду. Кто же, на милость скажите, любитъ трудъ?
— Какъ кто? отвѣчала ему жена, — да ты первый. Ты трудился съ ранней молодости, составилъ состояніе и устроилъ счастіе матери, жены и дѣтей, ихъ матеріальное счастіе, не говоря уже о любви, о попеченіяхъ, которыми окружилъ ихъ. Ты и теперь трудишься безъ устали.
— Правду истинную говорить изволите, — сказалъ Андрей Алексѣевичъ, глядя на Зинаиду Львовну съ ласковой благодарностью. — Сидоръ Осиповичъ умѣетъ трудиться, умѣетъ собирать, умѣетъ отдавать съ любовью и самъ не вѣдаетъ цѣны себѣ.
— Если онъ не вѣдаетъ, такъ я знаю, и желала бы, чтобы дѣти его знали и не относились легко къ тому, чтò онъ для нихъ дѣлаетъ и дѣлалъ, и оцѣнили бы его и какъ человѣка и какъ заботливаго, любящаго отца.
— Мама, я знаю, — сказала Соня тихо, цѣлуя руку матери.
Сидоръ Осиповичъ слышалъ и видѣлъ; онъ схватилъ дочь на руки, поднялъ ее, какъ перышко, посадилъ на свое широкое плечо и помчался съ ней по полянѣ, говоря ей шопотомъ: „Скачи милая, я твой работникъ. Ходи не по землѣ, а мчись по поднебесью, какъ пташка вольная. Что захочешь, то я и дамъ тебѣ, что я заработалъ, то твое!“