— Прелесть! Прелесть! восклицала Зинаида Львовна, — и какая масса вязанья! Когда вы это успѣвали?
— Я весь годъ готовила эти подарки и больше по вечерамъ вязала; вечеромъ я въ пяльцахъ не шью. Вѣра помогала мнѣ. Вѣра хорошо вяжетъ. Вотъ ея работа.
Серафима Павловна приподняла косыночку изъ гаруса, голубую, тонкую, съ широкой каймой, цвѣта свѣтло-коричневаго.
— Слишкомъ тонко, — сказала Глаша презрительно, — сейчасъ прорвется.
— Что это, барышня, — возразила ей Маремьяна ключница, — развѣ такую чудную вещь можно носить; ею надо любоваться всякiй день, а надѣвать въ Рождество Христово да въ Свѣтлое Воскресенье. Пожалуйте ручку, поцѣлую ее: она же это вязала.
— Не я, не я, — сказала Глаша поспѣшно.
— Ужъ, конечно, не она, — поджтвердила Серафима Павловна. — Ея работы ужасны: и толсты и грубы, и вязаны вавилонами, стыдно смотрѣть. Не можетъ или не хочетъ выучиться оканчивать ряды ровно, навяжетъ и косо и криво. Ужъ Лиза измучится, поправляя, распуская, надвязывая. Такъ ли Лиза?
— Что жъ? я съ моимъ удовольствіемъ, — отвѣчала Лиза. — Обыкновенно, барышня безъ вниманія. Зачѣмъ имъ? Богъ всего далъ: прикажутъ, за нихъ другіе и свяжутъ.
— Ну нѣтъ, — сказала Зинаида Львовна, — по-моему, надо умѣть работать: во-первыхъ, это — дѣло женское, а во-вторыхъ, кто знаетъ?…
— To-есть что? спросила Серафима Павловна, недоумѣвая.
— Что насъ ждетъ въ будущемъ? Надо, по-моему, умѣть жить въ богатствѣ, умѣть жить и въ нуждѣ.
Серафима Павловна измѣнилась въ лицѣ и разсердилась.
— Ахъ, что это, — воскликнула она, — зачѣмъ вы бѣду на насъ накликаете? Сухо дерево! И Серафима Павловна схватилась рукою за столъ. — Вотъ ужъ не ждала этого отъ васъ. Къ счастію, — добавила она спокойнѣе и самодовольно, — что мой мужъ такъ богатъ, что нашимъ дѣтямъ достанется всякому не мало.
— Я думала не о васъ, а вообще, — сказала смущенная Зинаида Львовна. — Я часто вспоминаю и испытала превратности судьбы; я не могу забыть, что до замужества во многомъ нуждалась и вязала чулки себѣ и отцу моему.
— Зачѣмъ? спросила Серафима Павловна.
— Затѣмъ, что денегъ не было; дешевле связать чулки; дома самой, чѣмъ ихъ купить.
Серафима Павловна замолчала, но внутренно осудила свою пріятельницу. „И зачѣмъ она это разсказываетъ, — думала она, — женщина умная, а такту нѣтъ. Не стыдится, что была такъ бѣдна, и при всѣхъ такъ это и объявила.
— Какая умная и высокой души женщина, — думала въ ту же минуту адмиралъ, — говоритъ такъ просто о томъ, что была бѣдна. Знаетъ, что кичиться богатствомъ, стыдиться бѣдности одинаково низменно.
— Бѣдность и богатство, — сказалъ адмиралъ вслухъ, — дѣло случая. Нынче бѣденъ, завтра богатъ, — это колесо фортуны. Въ этомъ нѣтъ ни заслуги, ни стыда.