Карандаши, один за другим, уверенно наслаивали хаотические линии, исподволь образующие уродливые маски чудовищ с безумными глазами, в которых, как ни странно, всё же угадывался разум — нечеловеческий, чуждый и даже противоречащий обыденному представлению о разуме. Девушка при этом действовала так же, как и днём, — отстранённо, марионеточно. Но сейчас появилась ещё одна особенность: каждым касанием карандаша она будто что-то откидывала от себя, выплёскивала из себя. И это старание избавиться было видно и по тем изменениям, которые с нею происходили: жёсткая сосредоточенность лица оплывала, движения становились мягче.
Но сиюминутная Юлька, та, пробудившаяся, оставалась. И настал момент, когда она столкнулась с собой…
Юлька разогнулась от стола — стул стоял рядом, но оказался лишним в её стремлении освободиться от страшных образов; и тяжело прошла в комнату включить верхний свет. Люстра в четыре лампочки засияла необычно — и девушка смотрела на ярко освещённую комнату и не понимала, в чём заключается эта необычность.
Не сразу, но понимание пришло — в сочетании почти праздничного блеска и глубочайшей ночной тишины. Снова шаги от двери с выключателем к столу. Проходя мимо шкафа, Юлька машинально взглянула в зеркало — и остановилась. «Кто это? Это не я…» Из светлой комнаты-двойника в упор смотрела бледная усталая девушка — нет, утомлённая девчонка с решительно сжатым ртом, с мрачно горящими глазами под бровями вразлёт. Не хватало законченности живому портрету. Девчонке бы неплохо держать в руках какой-нибудь современный ручной пулемёт.
Шаг назад. Юлька плюхнулась на постель. Не отрывая взгляда от зеркала, нагнулась поднять и положить на кровать одеяло. Девчонка в зеркале менялась, взрослела, и Юлька следила за метаморфозами со слабым интересом, пока не узрела в отражении привычного лица.
«Не хочу думать про зеркало. Хочу спать. Мама, наверное, заходила, зайчишку убрала. Не забыть бы завтра предупредить её, чтобы так больше не делала… Да, но она ведь не знает про мои кошмары. Расскажу — испугается… А вдруг у меня раздвоение личности? Да нет. Тётя Катя сразу бы определила и предложила бы сходить к невропатологу или ещё кому там… Что-то другое. Ну почему она мне не всё сказала? Неизвестность так страшна… Знание, вообще-то, тоже. Иногда… Хочу спать. Нормально спать».
Она не решилась выключить весь свет. Торшер оставила. И долго потом не могла понять, правильно ли сделала. Прижимая к себе игрушку, Юлька смотрела на потолок, размышляя обо всём и ни о чём, не задерживаясь ни на одной конкретной мысли.