– И вы не любили День святого Валентина, когда были в школе? – ошарашенно пробормотал Руперт, ведь он-то думал, что взрослые пребывают в счастливом неведении, считая, что все рады этому дню, а сами в детстве его просто обожали.
Они сели в машину тёти Хазелнат и понеслись по заснеженным улицам к городским окраинам Стилвилля.
– Не любила? – квакнула тётя Хазелнат. – Да я его НЕНАВИДЕЛА. Все бедные дети ненавидят День святого Валентина. Я ведь, знаешь ли, по рождению не Риверс. Я Макинтош. И все Макинтоши бедные. Мы приехали из Кентукки в надежде сорвать куш на сталелитейном заводе, но, конечно, спасовали. Моя родня родом из холмов Кентукки, и мне часто казалось, что пасовать у нас получается лучше всего. Я училась в той же школе, что и ты, Руперт. Джо Риверс был в моём классе. У нас школьный роман, но наша любовь не угасла. Он женился на мне сразу после школы, и мы переехали в особняк Риверсов, где все они живут, потому что, как иначе, Риверсы живут вместе, словно муравьи в муравейнике. И это было ничего. Я хотела того же, что и Джо. А затем он умер. На шестом году нашего брака он свалился с тяжёлым гриппом и всё. После этого я словно закаменела. Моё счастье умерло вместе с Джо. Риверсы, надо отдать им должное, не выставили меня за порог, но ничто в доме не напоминало мне о Джо. Всё, что осталось у меня от него, всё, что принадлежало мне по-настоящему, – это мои драгоценности, которые он мне дарил по каждому мыслимому поводу: на Рождество, на Новый год, на день рождения (и мой, и его), на День святого Валентина (надо сказать, это многое искупило, и я почти полюбила Валентинов день), на годовщину свадьбы, на день посадки деревьев…
– День посадки деревьев? – недоверчиво переспросил Руперт.
– Маленькие броши в форме дерева, усыпанные изумрудами. Не было такого праздника, на который он не осыпал меня драгоценностями. Тысячи и тысячи долларов в драгоценных камнях. Каждый год я думаю продать их и совершить побег из этого дома…
– Вам там не нравится? – изумился Руперт.
– А тебе понравилось бы? – усмехнулась тётя Хазелнат.
– Думаю, да, – сказал Руперт, вспоминая рождественский обед, и камины повсюду, и мягкие кровати. – Если бы это был мой дом.
– Но в этом-то и дело, – возразила тётя Хазелнат, – это не мой дом, не настоящий дом. Можно выйти замуж хоть за всех Риверсов разом, но если ты Макинтош, ты и останешься Макинтош. Та часть тебя, что с рождения была беднее грязи, так и останется беднее грязи. Жизненные обстоятельства могут перемениться, но ты сама не изменишься. Я так и не сумела приноровиться к этой жизни, однако и вернуться к прежней жизни с моей семьёй я тоже не могу. Я больше не Макинтош, хотя я так и не стала настоящей Риверс. Я думала, я смогу стать Риверс, если мне повезёт, – и мне повезло! – но той придуманной дамой, которой я хотела стать, – холёной и модной, с идеальной жизнью, идеальной причёской, идеальной одеждой, идеальными мыслями и чувствами… Нет, этой придуманной Хазелнат я так и не стала. Я – это я, просто в другом доме. Если уж на то пошло, я осталась тем же несовершенным человеком, только сделалась ужасно скучной. Каждый год я думаю, что отправлюсь в Калифорнию и стану ловить рыбу в Тихом океане. Я очень люблю рыбу. Если продать драгоценности, я смогу оплатить этот безумный побег. И вот каждый год, когда зима делается невыносимой, я еду в банк к своему клиентскому сейфу, в котором я храню драгоценности, и навещаю их. По плану я должна забирать их, отвезти в Цинциннати и продать. Я даже ювелира выбрала и всё такое. Но потом… случается одно и то же.